Константин Кедров о «Ковидной больнице»: такой и должна быть литература

Я чувствую глубокое моральное обязательство перед врачами медсестрами и всеми медиками, спасавшими всем нам жизнь в разгаре ковида. Тяжким грузом висело,
что ничего об этом не написал. Евгений Степанов снял с меня это тяжкое бремя.
Может быть, литература и создана для снятия с душ тяжелого груза. Казалось бы, что тут сложного. Сядь  и опиши все, как было. Вся трудность в том, что пока ты не напишешь, нет этого как было. Это и называется реализм.
Но реализм у каждого свой. Как было у Толстого не таково, как у Достоевского.
А о Гоголе и говорить нечего. Какой уж там реализм – сплошная фантастика.
Обманчивая форма исповедально-документального репортажа создает иллюзию полной достоверности происходящего. На самом деле это достоверность д у ш и писателя. Удивительное, почти мистическое совпадение. И я, и мой старинный друг Евгений Степанов заболели ковидом после личной трагедии. Моя Лена (Елена Кацюба. – Ред.) умерла после нашей полувековой супружеской жизни. Супружеская жизнь Евгения Степанова завершилась через 40 лет. Я лежал  месяц в красной зоне Крылатского, а Евгений Степанов две недели боролся за свою жизнь в ковидном центре «Кусково» имени Евдокимова. Нас спасли от смерти эти нянечки, санитарки, сестры, врачи в белых комбинезонах. Без них не было бы ни этой пронзительной повести, напечатанной в журнале «Дети Ра», № 3, 2022, ни моего горячего отклика на нее. Пусть эта исповедь станет очищающим и отрезвляющим душем для тех чернушников, которые приучили себя и читателя к тому, что писатель это прежде всего собиратель и накопитель грязи, которой и без всякой литературы более, чем достаточно.
Несмотря на трагизм ситуации это, говоря словами акафиста, баня омывающая совесть. Такой и должна быть литература.