![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтов
Дети Ра ЖУКОВ
ЭТО БЛИЖЕ К ВЕСНЕ
1989 год
Это тело обтянуто платьем, как тело у жрицы Кибелы обтянуто сетью, оттого-то заколка в твоих волосах мне и напоминает кинжал. Если верить Флоберу, то в русских жестокость и гнев вызываются плетью. Мы являемся третьей империей, что бы он там ни сказал. В этой третьей империи ты мне никто и ничто, и не можешь быть кем-то и чем-то, потому что и сам я в империи этой никто и ничто. Остается слагать эти вирши тебе и, взирая с тоской импотента, обретаться в столице твоей, что по цвету подходит к пальто. Если будет то названо жизнью, то что будет названо смертью, когда я перекинусь, забудусь, отъеду, загнусь, опочу. Это тело имеет предел и кончается там, где кончается все круговертью, на которую, как ни крути, я напрасно уже не ропщу. В этой падшей, как дева, стране, но по-прежнему верящей в целость, где республик свободных пятнадцать сплотила великая Русь, я — как древние римляне, спьяну на овощи целясь, — зацепился за сало, да так за него и держусь. В этой падшей стране среди сленга, арго и отборного мата до сих пор, как ни странно, в ходу чисто русская речь, и, куда ни взгляни, — выходя из себя, возвращаются тут же обратно, и, как жили, живут и по-прежнему мыслят, — сиречь, если будет то названо жизнью, то названо будет как надо, — с расстановкой и чувством, с апломбом, в святой простоте, это тело обтянуто платьем, и ты в нем — Менада. Ты почти что без сил. Ты танцуешь одна в темноте.
* * *
Все равно — что Кресты, что Лубянка, что Тауэр,
Все равно, как марается мысль на устах моралиста. Это, малоизвестный в России, выходит на венскую сцену Брандауэр, Никакого уже не играя Мефисто. Повстречать человека труднее, чем Бога, но вымолвить Имя Бога бывает порою намного сложней, Когда видишь вокруг то, что видишь, — твердишь о богах, что они, мол, ведь Не имеют имен и не сходят в Элизиум наших теней. Только сцена, огни и подобие Гамлета, Не того, что в трагедии вывел когда-то Шекспир, А того, о котором судить не приходится нам, да и нам ли то Обсуждать, как Брандауэр образ его воплотил. Говорят — ничего. Но на фоне тюремного задника И у нас неплохие играются роли поднесь. И хоть мы родились и умрем под копытом у Медного Всадника, Но и в каждом из нас, может статься, от Гамлета что-нибудь есть. * * *
Это ближе к весне. Это плюнул под ноги февраль
Пережеванным насом, Это ветер под кожный покров зашивает зиме эспираль, Чтобы вырвать ее самому же потом вместе с мясом. Это кем-то забитая воздуху в зубы свирель Издает непохожие звуки на звуки. Ничего не бывает на свете, наверно, серей, Чем надетые на небеса милицейские брюки. Затянись и почувствуешь, как растекается дым По твоим молодым и еще не отравленным легким. Это ближе к весне. Это день показался простым, Незаконченным и относительно легким. * * *
Жизнь ушла на покой, под известным углом.
Затянув ли, ослабив ли пояс, Возвращаясь в себя, кое-как, черт-те в чем, Ни в былом, ни в грядущем не роюсь. Жизнь ушла на покой, как слеза по скуле, Был мороз, был февраль, было дело. И весь месяц мело, видит Бог, в феврале, Но свеча на столе не горела. Ни свечой на пиру, ни свечой в полутьме, Никакой ни свечой, ни лучиной Не осветишь себя целиком по зиме, Ни поверх, ни до сути глубинной. Возвращаясь в себя, забирай же правей. Забирая левее на деле… Не мело в феврале — ни в единый из дней. Нет, мело! Но мело — еле-еле. Жизни не было. Так самый трезвый поэт Написал на полях — видно, дрожжи Со вчера в нем еще не осели, — иль нет! — Это я написал, только позже. Только раньше еще, но в который из дней — В феврале ли, в апреле, в июле? Жизнь ушла на покой — так-то будет верней. Жизнь ушла — и ее не вернули. Романс прошлого века
Прости… Опять воспоминанье. Твой потолок, как паланкин, Плывет туда, где, снова стань я Собой, — я стал бы не таким. Вновь оснеженные колонны, Елагин мост, — но нет меня, И покрывает простыня Тебя, как голову Горгоны. Холодный ветер от лагуны, И на прощание — в конце — Морщин серебряные струны На запрокинутом лице. Такая бедность не порок, И в том тебе моя порука: Скрещенья рук, скрещенья ног, Как воровство строки и звука. …В лучах рассыпавшихся призм Век завершается капризно… Прости мне мой постмодернизм, Как разновидность... реализма. Максим Жуков — поэт. Родился в 1968 году в Москве. Образование среднее. С 1986 по 1988 год проходил срочную службу в армии. Публиковался в газете «Гуманитарный Фонд» (1994 г.), журналах «Мулета — Скват» (1992 г.), «Российский Колокол» (2007 г.), «Знамя» (2007 г.), «Топос» (2008 г.). Лауреат международного конкурса «Таmizdat» — специальный приз (2007 г.). Автор двух книг стихов. |