Свежий Номер

№ 3 — 4 (29 — 30), 2007

взгляд в зеркало. ищу приметы ста-
рения, пришедшего так рано:
за жизнь до смерти, за века до стона
прощального… настойкой белладонны
сомненья в кровь. я помню, с болью рана
вскрывается по окончаньи сна
и руки, переломленные стебли,
(все сводится к движению смычка:
великое ли, малое — не важно)
хватаются за звуки. forte. пьяно
творю тебя и музыку в тебе,
но утомлен, как сорок тысяч братьев…
лицо греха — истерзанное платье
любви, с морщинами побед и бед.
последний взмах и выдох… «Anno… Аnno…» —
пасть на колени и завыть протяжно
от ужаса, в распахнутых зрачках
увидев расколовшееся небо…

габи — говорю я и плачет во мне зеленый ребенок —
теперь все соседи, из множества окон
будут подглядывать в наши мысли и сны,
а я не могу жить без света.
ты помнишь, как утренний, расшалившийся ветер
играет с листвой и вздымает — песочного цвета,
прозрачные, точно волна за волной — занавески
и будит нас поцелуями в пятки?
у всех наших neighbours с утра и до вечера темные окна.
нет входа и выхода нет. осторожно злая собака.
солнцу и снам, любому незванному гостю
с места не сдвинуть шторы из плотной ткани.
издали они точно воловья кожа,
ветер, в них ударясь, падает замертво.
габи, я не хочу ничего похожего в нашей квартире,
и, тем более, в нашей спальне.
но она молчит, совершенно меня не слышит,
смотрит как пот стекает по загорелым спинам,
как на всех четырех шевелятся и вздуваются мышцы
и говорит восхищенно: какая сила!
как повезло тому, кто родился мужчиной!

и вот лежит. тонкие кости, кожа просвечивается под пятиутренним солнцем.
мерзнет. сворачивается в фигуру с множеством острых углов.
поранишься прикоснувшись, так позвонки выпирают.
иглы дикобраза локти — коленки — ребра — пальцы — ключицы. вся —
отрицание мира.
колет его, вгрызается нелюбовью и рвет на части.
губы в линию сжаты, подрагивают, стремятся вернуть форму. две
слипшихся дольки грейпфрута:
верхняя с легкой вмятиной по наружному краю — классика несовершенства.
противится красоте. молча лежит, но думает громко.
так громко, что в уши влетает пчелиный рой ее мыслей
и селится там, и шевелится, и жужжит не торопясь за нектаром.
пчелы-убийцы, пчелы-трудяги, памяти пчелы.
если и дальше думать так громко,
с ненавистью неистребимой и силой,
то, кажется, я навсегда оглохну.

to whom it may…
радио только и делает что говорит
а я в рот набрала воды, иначе собьюсь
считаю: плюс восемь зимой, весною — плюс шесть
против часовой оборачиваюсь вокруг оси
кутаю горло в шерсть
ты во мне — с запада на восток
Габи — с востока на запад
ради тебя двадцать семь часов
дрейфа. через экватор
не-бытие в чреве стального кита
вымоли жизнь и уже Иона
в Вене, у Габсбургов, минус два
медленно оседая на камни у Стефан’с Дома
чувствуя, как берет в кольцо
сердце мое небесное войско
выдохнуть: «у Европы твое лицо»
мне бы успеть
и только

…зависая между землей и небом,
не спрашивай «почему?» и «за что?»
у того, кто за правым стоит плечом.
не разговаривай никогда с тем, кто, невидим, за левым.
потому что, вот — жизнь:
обхватывает со спины.
нежно, но крепко держит.
целует в затылок.
ничто уже и никто не коснется.
ни с какой стороны.