![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПРОЗА
Дети Ра СТЕПАНОВ
БЛАГОДАРНАЯ ПЕСНЯ ДЖАМБУЛА
(отрывок из романа)
Филадельфия
Мой приятель, фотограф нашей газеты Игорек Тараскин, стал зазывать в Америку:
— Старик, мы с тобой отстали от жизни, пока мы делали интервью и фоторепортажи, все умные люди уже сделали «бабки», либо отвалили за кордон. Пора и нам. Не навсегда, кстати. Нарубим «капусты» и вернемся. Я начал задавать занудные вопросы, типа, а что мы там будем делать? Игорек отвечал, что работы навалом. Больше того, нас, мол, уже ждут. Будем диспетчерами в таксомоторном парке. Или кем-нибудь еще. Мы с Тараскиным пошли на поклон к главному редактору Исакову. — Хрен с вами, езжайте, — сказал Исаков. — Привезете интервью штук двадцать и побольше фоток. Я вам дам телефоны наших известных эмигрантов. Он отпустил нас на три месяца за свой счет. * * *
В скором времени нам прислали из США приглашения.
Получили мы визы. И — не поверите! — даже не созвонившись с принимающей стороной, вылетели в Америку. — Там на месте договоримся! — решил отчаянный, истинно русский человек Игорек. Я же (все-таки есть во мне что-то подозрительное!) на всякий случай подстраховался и позвонил своему давнему товарищу по длительной переписке — эмигрантскому поэту Мише Трутневу. И — оказался прав. Только Миша нас в аэропорту и встретил. Друзья Игорька про нас забыли решительно и бесповоротно. Переночевали мы у Миши, в Филадельфии (он нам машину подал аж в Вашингтон, куда мы прилетели). Друзья Миши предложили Игорю остаться, но Тараскин рвался в Нью-Йорк, на заработки. И укатил. А я остался в Филадельфии, у Миши. * * *
Он жил с мамой, милой еврейской старушкой лет семидесяти пяти. Мама получала «восьмую» программу (это и денежное пособие, и бесплатное медицинское обслуживание, и тому подобное). Миша получал, как и мама, велфер, то есть пособие по безработице. Не работали они за двадцать лет эмигрантского бытия ни часа.
* * *
Первый день в Америке прошел для меня спокойно. Я гулял по городу вместе с Мишей. Удивлялся незатейливому пейзажу русско-еврейского райончика города. Скучные, однообразные двухэтажные домики, спокойные улицы, никаких небоскребов, никаких проституток на улице. Экзотики — ноль. Но зато спокойно, сытно, уютно. Рядом с мишиным домом находился бассейн под открытым небом. Бесплатный. Бедные люди (в основном советского происхождения) там в уикенды купались. Богатые купались в своих собственных бассейнах.
Говорили мы с Мишей на одну тему. О нем. О его гениальном, неповторимом, великом, эпохальном и т.д. творчестве. — Если честно, старик, знаешь, в чем твое основное предназначение? — как-то раз спросил меня Миша. И тут же сам ответил на свой вопрос: — Ты должен добиться того, чтобы мне дали Нобелевскую премию. Понимаешь, я великий, а премию дают всяким ж…, типа Бродского. Кстати, Миша тоже еврей и в США выехал именно по израильской визе. Впрочем, себя он считал похожим на римского патриция, а отец, говорил, у него англичанин. Я слушал Мишу молча. Его это не устраивало. Он «заводился». — Ну что, ты считаешь, что Бродский заслуживает «Нобеля»? — Уверен, — отбивался я, — не окажись Бродский в ссылке и в эмиграции, не будь он евреем и, в конце концов, действительно очень талантливым человеком — премии бы ему не видать. Тут все совпало. — А у меня что, не совпало? — кипятился Миша. — Двадцать лет страданий на чужбине, стихи ве-ли-чай-ше-го (Миша выговорил по слогам!) накала — все с подлинной любовью к Родине. А сколько книг я собрал для России! Составил картотеку. Преподнесу в двухтысячном году в дар нашей с тобой Родине. Я одобрительно улыбался и старался отмолчаться. * * *
Каждое утро Миша стабильно будил меня в семь утра, и мы уходили заниматься, как он говорил, бизнесом. Мы искали деньги. В прямом смысле этого слова.
— Смотри, Женька, я квотер нашел! — кричал счастливый Миша, увидев двадцатипятицентовую монетку. — А вот гривенник, тоже пригодится! — вторил Трутневу я, найдя десять центов. Иногда нам крупно везло — кто-нибудь из нас находил «токин». Это жетон для метро стоимостью доллар двадцать пять центов. Монеты лежали повсюду, особенно денежные места были в районе стадиона, рядом с бассейном и на бейсбольном поле. * * *
Миша любил делать мне подарки — он приглашал меня, например, в еврейский клуб, там продавались кроссовки по доллару, костюмы по два «бакса», другие полезные вещи за мизерные деньги. Миша платил!
* * *
Иногда мы грешным делом ходили и на помойки. Миша очень любил там находить различные ценные вещи. То статуеточку какую-то отыщет, то почти новый телевизор. Помойки в Филадельфии — это особый разговор. Люди выбрасывает все, что ни попадя. Если бы все это можно было вывести в Россию, Америка стала бы самым чистым государством в мире. Увы, перевозка дорогая.
* * *
Так мы и жили — разговаривали о мишиной гениальности, искали деньги, ходили на помойки, смотрели телевизор, читали книги.
* * *
Иногда к нам наведывались гости. И мы опять говорили о мишиной гениальности, щедрости, доброте. Другие (не хвалящие поэта) люди в дом не приходили. Тут Мише надо отдать должное — он был, точно Сталин, последователен.
* * *
Однажды пришел видный меценат Игорь Палкин, главный редактор литературно-художественного журнала на русском языке «Эпопея». Журнал выходил тиражом сто экземпляров и пользовался известностью в узких кругах творческой русскоязычной интеллигенции.
Как-то уж так получилось, что Игорь прямо с порога начал кричать: — Женя, какие у вас красивые глаза, какие у вас красивые глаза. Поехали, я вам покажу центр города. Я был молод и глуп. Я поехал. Мы ходили по центру города, он действительно оказался красивым. Большие стеклянные небоскребы, уютные старинные особнячки, оживленные веселые улицы. Я начинал понимать, что Филадельфия — это не только наш русско-еврейский район. Мы ели мороженое, фисташки, посидели в кафе, где сожрали по аппетитному гамбургеру, посетили порно-шоп, зоомагазин. Все шло прекрасно. * * *
Стали возвращаться. По дороге заехали к Игорю в гости. На полчасика, как он выразился. Начали выпивать. Тут я должен сделать нравоучительные ремарки: дамы и господа, если вам наливают водку с апельсиновым соком, значит, вас хотят соблазнить. Тогда я этого не знал. Я выпил много. Чуть не потерял сознание. Прилег. Игорь попытался меня поцеловать. Я его оттолкнул. Он начал приставать опять. Я понял, как тяжело быть женщиной.
В итоге он ушел к себе, а я так и не сомкнул глаз — боялся новых поползновений на свою мужскую девственность, которую мне все-таки геройски удалось сохранить. * * *
От Игоря я сбежал. Но и к Мише возвращаться не хотелось. После этого я жил еще у огромного количества людей в Филадельфии.
В частности, у военных преступников второй мировой войны. Преступниками их, конечно, называть не следует — это несчастные русские люди, волею судеб оказавшиеся на оккупированной немцами территории. Оттуда их угнали в Германию, а потом они переселились кто в Аргентину, кто в Америку. * * *
Добрейший и талантливый художник Володя Шайтанов приютил меня на несколько дней в своем просторном доме. Мы с ним очень мирно уживались, он рассказывал свою одиссею, я задавал вопросы. Иногда мы даже ездили с ним в Атлантик-сити, где играли в блек-джек.
* * *
— Неожиданно объявился Игорь. Он позвонил:
— Привет, сволочь! Куда пропал? — Моральные травмы от тебя залечиваю, собака. — Вот что, б. ты такая, хоть ты мне и не дал, но я все равно к тебе хорошо отношусь. Я решил устроить твой вечер у себя дома. Будет вся наша филадельфийская русская элита, сам Арон Коненобоген и Сара Горфинкель обещали прийти. Я про тебя, б. ты такая, только хорошее говорил. И что я в тебе нашел?! В общем, соглашайся. Весь гонорар тебе отдам. Я согласился. * * *
На вечер пришло примерно человек пятьдесят. Никогда не думал, что наша русско-еврейская филадельфийская общественность проявит такой интерес к скромному журналистскому дарованию. Игорь постарался. Видимо, он еще наделся в глубине души, что я, наконец, одумаюсь и сменю ориентацию.
* * *
Я читал стихи, рассказывал о жизни эстрадных знаменитостей. Мне аплодировали, покупали мои книжки.
После вечера мы подсчитали выручку. Оказалось, что я заработал пятьсот долларов. Я предложил половину Игорю, но он благородно отказался, взял себе только сто «баксов». — Это немыслимый результат, — сказал Игорь, — у меня столько даже Юнна Мориц не зарабатывала… Я пригласил Игоря, Володю Шайтанова и других своих друзей в ресторан. Но тут к нам подошел некий бородатенький господин — Семен Раскин. Выразил нам свое почтение и пригласил к себе в гости. Мы поехали. Семен жил в огромном доме практически один. Его жена работала в Нью-Йорке и приезжала в Филадельфию только на выходные, а их сын Никита учился в колледже в Бостоне. Мы сидели за столом, пили испанскую граппу, болтали о каких-то пустяках. И тут дверь открылась... — Лера Густафсон, — протянула мне руку длинноногая, голубоглазая блондинка. (Я понял, что это жена хозяина дома, но не понял, почему у нее другая фамилия.) На миг я потерял дар речи. Таких красивых женщин я ранее не видел. Каким-то неведомым чувством я, наглый московский парень, понял, что вошедшая женщина — моя судьба… Евгений Степанов — поэт, прозаик, филолог, литератор, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института в 1986 году по специальности «учитель французского и немецкого языков», Университет христианского образования в Женеве в 1992 году и аспирантуру факультета журналистики МГУ в 2005 году. Кандидат филологических наук. Литератор, издатель, культуролог. Читал лекции в университетах России, США и Швейцарии. Генеральный директор издательства и типографии «Вест-Консалтинг». Издатель и главный редактор журналов «Дети Ра», «Футурум АРТ», «Зинзивер» (Санкт-Петербург) и «Другие». Член редколлегий журналов «Крещатик» (ФРГ), «Окно» (Ирландия), «Другое полушарие» (Москва). Стажировался в издательстве «Bayar-press» (Франция) и газете «Leadger independent» (США). Член Союза журналистов Москвы с 1992 года, член Союза писателей Москвы с 2002 года, член Русского ПЕН-центра с 2006 года. Почетный гражданин штата Кентукки (США). За издательскую деятельность стал лауреатом Отметины имени Отца русского футуризма Д. Д. Бурлюка (2002) и международного фестиваля FEED BACK (Румыния, 2008). Работал в газетах «Семья», «Совершенно секретно», «Ступени», «Век», «Крестьянская Россия», журналах «Мы», «Столица», «Трезвость и культура» и других. Как поэт, критик, мемуарист, интервьюер печатался в таких изданиях, как «Знамя», «Дружба народов», «Вопросы литературы», «День поэзии», «Поэзия», «День и ночь» (Красноярск), «Юность», «Журнал Поэтов», «Российский колокол», «Членский журнал» (Нью-Йорк), «Столица», «Крещатик», «АКТ» (Санкт-Петербург), «Черновик» (Нью-Йорк), «Ex libris НГ», «Новое русское слово» (Нью-Йорк), «Собеседник», «Совершенно секретно», «Семья», «Вечерняя Москва», «Московская правда», «Московский комсомолец» и во многих других. Автор нескольких книг стихов, прозы, вышедших в России и за рубежом, а также культурологических монографий «Плакаты Госстраха как социокультурное явление» (М., 2003), «Карманные календари Госстраха» (М., 2004), «Социальная реклама в России: генезис, жанры, эволюция» (М., 2006). Награжден орденом и медалью. |