Свежий Номер

№ 12 (98), 2012

лягу на ковролин ногами
к двери балконной
и головой к центру комнаты
вверх посмотрю
нет
люстра намного дальше
если и упадет не на голову
как я думал сначала
значит нет смысла лежать
есть и другие дела

телевизор не надо смотреть
телевизор не надо слушать
включить и ладонь
поднести к экрану
иголки-разряды уколют ладонь
будет больно и страшно
и поумнею и просвещусь

ковер отодрать от стены
и повесить изнанкой наружу
сколько пыли и грязи
перемены
ты ждал перемен

картина висит на стене
и давно
художник не умер
но умер в картине
зачем его прах
висит на стене

дырка в двери
безобразна
бесстыдна
каждый кто мимо прошел
пре-
любодей

боюсь мне приснится
стивен кинг
который боится спать без света
поэтому сплю
с включенным торшером

устрою летом новый год
мой новый год
объявлю годом меня
возьму старую обувь и развешу на елке
старый рваный ботинок будет
моим президентом
прочный доселе сапог
будет премьером конечно
тапочки будут кабмином
если какой разонравится
можно камином
воспользоватся
и еще две калоши
одна на случай обидки
если кто-то обидит
в ней отсижусь и утешусь
а во второй улечу если что
знаете так ведь бывает

Сколько в сердце дождя. Вы слыхали, шумит и бормочет
Монотонный мотив и пульсирует крови волна,
Только звезды глядят, перепуганной, замершей ночи
И в раздувшихся венах полнеет все больше луна.
Сколько в мозге воды — океан разбивающий память
Каждой новой волной, оставляет лишь камень и соль,
И босые следы на песке, проступают с годами,
Словно здесь пробежала когда-то чужая Ассоль…
Заливает вода ностальгию и сталкер по плечи
В мутной вечной воде, зная счастья нехитрый секрет,
Все идет в никуда… только профиль любимой все резче
Проступает в скале, отшлифованный волнами лет.
Боль фантомна в ребре. В детских лужах твое отраженье,
Ты прости дурака, в этой жизни я был новичок,
Посвящаю тебе я не только свои пораженья,
Все, что поймано мною на зрения цепкий крючок.
А победы мои… ты смеешься, ты знаешь им цену,
Сколько в сердце дождя, в нелюбимом тобой ноябре…
Только остров любви, пусть на нем так нелепо мгновенны,
Уходя за моря, оставляю свой остров тебе.

Я слышу чью-то речь и отголоски шума
Дыхание вещей, сердцебиенья дня,
И я молчу в ответ с улыбкой тугодума
И жду, когда заполнит звук всего меня.
Я вижу чей-то взгляд, я стал мишенью тира,
И жду удара в грудь, но чувствую спиной
Смотрящее окно и око неба, мира
Глядящее в меня, следящее за мной.
Я знаю, чья-то мысль в меня проникнет ночью
Я знаю, что готов услышать приговор
И с крестика сниму ненужную цепочку,
И, думаю, поймет меня полночный вор…

И если кто любил, а, может быть, и любит
Заранее простит напраслины стерню,
Когда молчат глаза, то в небо смотрят губы
И день ругает ночь, и ночь перечит дню.
Ответьте за меня улыбкой расставанья,
Скажите за меня, смолчите за меня,
Когда нема любовь, как сердцевина зданья,
И Слово — только дым грядущего огня.

сяду на коврик
разложу детские игрушки
и засну

Разгребаешь драгоценный мусор вчерашних бумаг,
Словно листаешь архив дактилоскопии вымершего племени,
Где в отпечатках любимой помечен и друг, и враг,
Преступленьем и наказаньем пыльного времени.
Нет никого, кто скажет зачем на концах строки
Мелькают вопросы наивные, циничные троеточия.
Нет никого, кто ответит, за правду моей руки,
Написавшей про Бога и Черта, превысив все полномочия.

новый день выходит из вчерашнего дня.
Оставляя вчерашний день хранителем прошлого.
Невеста-река косяком иллюзий идет из меня,
Зная, что счастье любви — это враг хорошего.
Поднимается в небо, вертикальным потоком течет,
Лишь рукава свисают до пяток зеркального омута,
Брызги годами летят через мое плечо,
И серебро родника превращают в небесное золото.

И только прозрачный всадник, что небо вдоль проскакав,
Который один достиг вершин бездорожья,
Прижимает к лицу реки опустевший рукав,
Словно чувствует в нем руку божью…
Нет в рыбном небе отныне и присно раба и вождя,
Нет в легкой облачной ряби борьбы и бурлящего лиха.
Только блудные реки, стекая подобьем дождя,
К нам возвращаются тихо.