Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий Номер«ЗИНЗИВЕР» НА КАРТЕ ГЕНЕРАЛЬНОЙ
Дети Ра КРЫЛОВ
ГОРОД, КОТОРЫЙ НА СВЕТЕ ОДИН
* * *
Нет веры в невинность Невы —
в ней спят отраженные львы, гранитные мокнут ступени и бродят утопленниц тени. Ее зажимает с боков корсет из десятка мостов, бессильный, когда ледоходы щекочут нечистые воды. Вниз глянув с моста, иногда вдруг видишь: в Неве не вода. Где ждешь своего отраженья — там бес совершает движенья. Изменчивой, зыбкой рукой он манит тебя за собой. Там тоже есть мост, только черный, и город — недобрый, тлетворный. Обманом силен его яд, и ты на две части разъят: изнанкой сливаешься с бесом, вживую спасаешься бегством. Спасенный шагаешь с моста — хранитель твой смотрит с креста и плавно слетает со шпиля, расправив над городом крылья. * * *
В блестящих трико
взвиваются девы под бархатный купол и мечутся роем резиновых кукол, порхая легко над сотнями лиц, продырявленных ртами. Внизу дрессировщики рыщут с кнутами, пугая зверей, которые с воем и рыканьем пляшут и лапами злобно и истово машут к восторгу детей, отбивших ладоши в потоке оваций. Жонглеры на фоне цветных декораций сквозняк создают, жонглируя тысячей разных предметов — от медных монет до роскошных букетов, но не устают их руки крутиться со скоростью мысли. Над ними гирляндой канаты провисли под бременем тел плечистых и жилистых канатоходцев — им так по канатам вольготно идется, что зритель сомлел, и с радостным гулом внимает коверным с их деланным смехом и юмором черным. Оркестр гремит, и фокусник взмахом блестящего жезла в песок золотой превращает железо. Слепящий софит его кунштюки свысока освещает, но зрителям это совсем не мешает поверить в обман. Медведи и лошади скачут по кругу, эксцентрики головы рубят друг другу, кипит балаган... Спит старый кассир, одуревший от чисел — он сам никогда представленья не видел, он счастлив и пьян. * * *
Белейшим снегом скрыт от глаз
асфальт моей страны. Как за очками пара глаз, за парой безотчетных фраз звучит призыв весны. На кухне мается сосед — его печаль проста: опустошая мой буфет, он лечит свой похмельный бред с усердием крота. Соседка ночью что-то шьет, чтоб было на что пить. А в батареях — недочет: из труб вода давно течет, и некому чинить. Не пьет вина сосед другой — любитель анаши. Их не сужу — я сам такой, но дело в том, что мне зимой не хочется грешить. * * *
Под созвездием Волопаса
на рогоже поверх матраса переспал с продавщицей кваса отдыхающий Валентин. У него оставался в запасе день один. Взят билет на московский скорый. За четырнадцать дней у моря надоело топить в «Кагоре» нарастающую тоску. Захотелось вдруг выпить с горя хоть кваску. Продавщицу увидел Валя и забыл про свои печали. Как друг друга они терзали, не жалея нескромных сил! Всю познал ее, но как звали — не спросил. Поутру, после бурной ночи, побрела она к своей бочке. Валентин в тот час, между прочим, с чемоданом входил в вокзал. Думал он о жене, о дочке и зевал. * * *
Отрадно,
что все в мире складно, что уже наступило лето, и в спорте одни победы, и есть в магазине, что выпить мне, и двор за окном чисто выметен, и Невзоров знает, что такое лошади, и Уотерс поет на Дворцовой площади, и в хоккей наша сборная играет здорово, и лошади знают, что нужно Невзорову, и еда все лучше и лучше усваивается, вот только тот, кто внутри, — он по-прежнему все ломается, мается, кается... * * *
Богородице Дево, радуйся...
Мы еще не совсем мертвы. Еще чувствуем в легких парусность и свеченье внутри головы. Еще видят глаза иллюзии, еще слышат уши обман. Но врата в Твое царство сузились, превратившись почти в капкан. Нас пугают мостки непрочные, что к Тебе замыкают путь. Дай нам шанс дойти, Непорочная, укрепи наш шаг хоть чуть-чуть. Тяжела эта кладь греховная, цепи крепки — попробуй, скинь... Нам хотя бы дорогу ровную, да немножко бы сил. Аминь. * * *
Есть город, который на свете один,
другие не в счет города. В том городе выстроен Белый Трамплин из инея, снега и льда. Не каждому влезть на него суждено и главный прыжок совершить, а к тем, кто осмелился прыгнуть, давно разорвана памяти нить. Ну кто же дерзнет, даже страх свой поправ и зная о том, что нельзя, по лестнице лезть до небесных застав, на льдистых ступеньках скользя. Там строг пограничник и прочен замок, не каждого пустят войти, и к спуску крутому коварен порог, и много препон на пути. Хоть с лыжами я никогда не дружил и очень боюсь высоты, но с духом собрался и все же решил дойти до небесной черты. Я страхи пустые в снегу утоплю, нестойкой отвагой гордясь, и на ледяную ступеньку ступлю в надежде на лыжную мазь. Вокруг будет выть, не смолкая, метель, и снегом засыплет глаза. Мне вымыслом будет казаться постель, повиснет сосулькой слеза. Кто знает, вдруг вечно я буду идти, согнувшись под бременем лыж, по круто ведущему в небо пути над мелкой мозаикой крыш. И все же я верю: настанет тот миг, когда ярко вспыхнувший свет мне скажет, что да — я вершины достиг, и выше пути уже нет. Там встану на лыжи и позу приму, и в спину меня подтолкнет тот самый, незримый, и тут я пойму, что начат мой главный полет. * * *
Поверить трудно, но случилось — и пусть не по моей вине — но то, что вижу я в окне и знаю — вдруг преобразилось. Стекло при этом не разбилось, но лопнул сам видеоряд — помойка, стройка, детский сад — все в одночасье растворилось. Не веря в искренность видений, я долго тер свои глаза, чтоб ядовитая слеза не прервала абсурдных бдений. Смотрю — и никаких сомнений — перед глазами не пейзаж, а нереальный вернисаж всей моей жизни впечатлений. Увидел преломленье света в живом глотке святой воды и контур призрачный звезды — след неотслеженной кометы. Передо мной возникло гетто давно забытых стыдных снов, и показало мне окно все непрожитые сюжеты. Мой взгляд пронзил глухие стены иллюзий бледных и пустых и мне открыл мой главный стих — финальный, сущий, сокровенный. Тут, наконец, узнать бы цену всего, что прежде сочинял, — но я читать его не стал... из малодушия, наверно. Антон Крылов — поэт, филолог-германист, профессиональный переводчик. Родился в Ленинграде. Печатался в журналах «Дети Ра» и «Зинзивер». Живет в Санкт-Петербурге. |