![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПоэзия Союза писателей ХХI векаВиталий МОЛЧАНОВ
НА ОТЕЧЕСКОЙ ГЛИНЕ
Маэстро Мстиславу Ростроповичу
Вы, Маэстро, немой поводырь-проводник
Дивных звуков по миру, их сказочный лик Приоткрывший для зрителя хватким смычком, Как ловкач камердинер тряся сюртучком, И рукастый ремесленник Вы — не творец, Пиротехник горючей cелитры сердец, Верный раб на пюпитре oставленных нот. Почему на концерты стремился народ, Не торгуясь, отдав три цены за билет, Перед кассами ночью встречая рассвет, И хранил, вынимая из ямы пальто, Cловно клад, словно нечто, — бумажку, ничто?.. ...Перевернутой башни древесная стать, Шпилем в пол упиралась, мечтала звучать, Отражая фасадом вибрации струн. Так волну за волной исполнитель-тайфун Катит море мелодий к причалам ушей Дипломатов, артистов, трудяг, торгашей Всех сословий и каст, всех народов и рас, Маяки зажигая блестящие глаз. Вот Чайковский с Мазепой встают у дверей, Леди Mценская Макбет сестрицы родней Вдруг становится, мокрый подол теребя, — Как Маэстро играл для меня и тебя! Шостакович, Прокофьев, Альфред и Арам, Чьи крылатые руки воздвигли вам храм Над границами стран, континентов, эпох? Люди, смело входите, и пусть каждый вдох Наполняет неистовой музыкой грудь, Не давая сердцам ни застыть, ни заснуть. Ваш Маэстро — немой поводырь-проводник Дивных звуков по миру, их звонкий язык Перевел, пролистав книгу жизни смычком, Как толмач над планетой тряся сюртучком. * * *
Города выбирают людей, а не мы — города,
По таланту, добру, отпечатку родного следа На отеческой глине оставленных смолоду мест. Электрический свет разливая на норд, и на вест, И на зюйд, и на ост — капитанов направят всегда В трюмы теплых домов, под бушлаты из крыш города. Странный запах степей — оренбургских, муганских степей. Каспий с Волгою строг, а к Уралу — мальчишке — добрей. Словно сыну, на тонких руках застегнув рукава, Говорит: «Баловник ты, Яик», — и кивком голова Набок волны кладет: «Нынче плыть я с тобой не могу, Без меня пропадет, превратится в пустыню Баку. Обещай от войны уберечь, оградить от войны Музыканта залетного с южной, другой стороны, И обильнo полей чернозем, чтоб вошел острый плуг, Колосились поля, насыщая зерном Оренбург. Не забудь по весне натаскать к берегам топляка, Нам Баку наказал обогреть, накормить земляка». Снова белый платок, тонкоснежный пуховый платок По плечам целины раскатал балагур ветерок. Сбрую вынес ему Оренбург, потерявший покой: — Споро тучу седлай и спеши на свиданье с Москвой. Передашь на словах, мол, плацкартным поехал Мстислав, Ты, столица, прими, горделивый не выкажи нрав. Города выбирают людей — самых лучших людей, Разжигают в них дар, жажду творчества, новых идей. Рукоплещет Маэстро весь мир, вызывает на бис, Засыпает букетами сцену до самых кулис. «Нарекли «Гражданином Вселенной», — доложит молва. Но нужней капитану отроческих лет острова... ...Не захлопывай дверь, уходя, лишь прикрой эту дверь, Только щелку оставь — самому пригодится, поверь. Замерзая от стужи, под кожу впустив холода, Приползешь на порог — сразу к сердцу прижмут города, Щедро хлеба отрежут, плеснут до краев молока. Прикоснется к таланту заботливо Божья рука. Аксаковское
Свечной наплыв растет до потолка
Зубастой тенью — тучей с рваным краем. Она глотает блики-облака, Со шторами сливаясь, замирает. И мнится, что над Знаменским дожди Залили рожь крестьянскую на поле. — Передохни, мой цветик, обожди. Нет весточки ль какой из той юдоли, Где вырос я, где мой остался дух У Кудринской горы, Грачевой рощи И у пруда, где лебедей из рук Кормил я хлебом? Крошишь милым, крошишь. Могилы предков, храм — души приют, Манят к себе, и бор зовет с ружьишком. По зале слуги резвые снуют, Меняют свечи, будет передышка Уставшей дочке — с раннего утра Под запись ей отец диктует строки Про красоту дворянского угла, Про Оренбургский край, мечтой высокой Наполнены сказанья старика Полуслепого, взором чище неба. Благая весть пришла издалека: «Убрали рожь, крестьянам хватит хлеба». И тучи растворился силуэт, В глазах незрячих алый жар камина Цветочком стал, его прекрасней нет На детской полке между книг любимых. И со страниц степной задул «Буран», И клюнул язь в «Записках об уженье». Слетел, как с плуга грязь, былой обман, Что только ссыльных в Оренбуржье тленье. И распахнулся первозданный мир Во всем богатстве недр, в обилье злаков. К нам дверь открыл родной земли кумир — Великий Зодчий русскости Аксаков. Старообрядческое
Мешает угли кочерга, в слюду окошка бьет ирга,
К стене прижалась, но с тоской глядит на лес. Тверд частокола сухостой, не пустит татя на постой: «Иди отсель!» — он скрипнет, ветер свистнет: «Бес-c-с». У хат подвязаны платки — соломой крыли мужики. Тесали бревна, без устатка пел топор: «Сарай, колодец и амбар». Согреют к ночи самовар, В душистых травах заплетая разговор О стародавних временах, расколе, святости в словах, О суете мирской, вреде греховных дум, Чтоб пальцы вдвое — не в щепоть (не попусти, Исус-Господь), Как на костре сгорел за веру Аввакум. На лицах бородатых — пот, в углу — затепленный киот. Иконы смотрят, неподкупны и строги, Их в дебри прятали скиты, за лики клали животы И берегли от супостатов кержаки. Кнуты и дыбы... Волчья власть тянула к шеям злую пасть, Кандальный звон бежал по следу беглецов. Смогли до буквы сохранить и протянуть потомкам нить К души спасенью по завету праотцов. Они бежали — Русь росла, в степях гудят колокола, Топор поет, и тянет «о» родная речь. Урядник — старый казнокрад, деньге челдонской будет рад. Мешает угли кочерга, дымится печь. И над поселком, над иргой, что в лес глядит всегда с тоской, Над частоколом — символ веры здешних мест. Не греков дар, не латинян, — воздвигнут, Богом осиян, Восьмиконечный Православный Русский Крест! Памятник Пушкину и Далю
Вячеславу Моисееву
В оренбургском сквере на Советской Пушкин останавливает время Бронзовыми твердыми руками. Вместе с Далем к новой жизни светской Хочет возвратиться, скинув бремя Памятников — с юными местами Поменяться, спрыгнув с постамента, На полдня хотя бы, до заката, И размять негнущиеся ноги. Вновь надеть мундиры с позументом, На прием к Перовскому с докладом Поскакать — вокруг маячат дроги, Безлошадно топчут мостовые. Ну и вонь от них! В былые годы В баньке отмокать у Артюхова До зари пришлось бы — неживые Запахи прогнать, меняя воды. Даль промолвил: «Слово, снова слово Из числа неведомых наречий, Краем уха я вчера услышал. Помнишь, друг, когда стихи читала Чья-то крепостная, сгорбив плечи: — Лайф — ништяк, мой шишел в дамки вышел! И дурехе чернь рукоплескала? Сей «ништяк» с «ничто» созвучен вроде, «Шишел» — на «шиша» похож с «шишигой». Все б в Словарь вписать... Не наваяли Перьев нам — оне теперь в народе Ручками зовутся. Сесть бы с книгой Нам за круглый столик в «Кофеони», С томиком Платона, Геродота...» Пушкин отвечал: «Cтоять постыло, Добрый друг, на постаменте ноне Нас никто не сменит — мало пота Над стихами пролито, нет силы, Веры нет в потомках Пугачева». Время встрепенулось и поплыло. Бьют часы на «Башне» полвторого. Виталий Молчанов — поэт. Родился в 1967 году. Председатель Оренбургского регионального отделения Союза российских писателей. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «День и Ночь», альманахах «ЛитЭра» (Москва), «Чаша круговая» (Екатеринбург), «Гостиный двор» (Оренбург), «Башня» (Оренбург) и др. Автор книги стихов «В конверте неба» (М., Вест-Консалтинг, 2012). Живет в Оренбурге.
|