![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПоэзия Союза писателей ХХI векаВера ЗУБАРЕВА
СУМЕРКИ ЛЕТА
* * * Тихо лето оседает в ранний вечер.
Целый час еще до сумерек вчерашних. Расцветают неразборчивые речи Насекомых дребезжащих и звенящих. Влажность сброшена с небес, как покрывало. Там открылся бесконечный строгий воздух. И как будто бы и лета не бывало, Только любопытство в низких звездах. Строит медленно ходы в пространстве космос, Размышляя то о вечном, то о разном. Навести еще немного резче фокус — И увидеть можно одинокий разум. * * *
Последний час,
Который отдан солнцу. Оно уже не проникает вглубь, Оно на верхних этажах, на кронах, Само, как плоскость, — Светлый плоский диск. Объем огня потерян до заката. Потерян так, как будто бы сто лет До потрясенья солнцем, До возврата Мазка — в явленье, а штриха — в предмет. Объемы сумерек, объемы ожиданья... И расплылось в раздумьях мирозданье, И не найти связующую нить. И ядовито потемнели шторы, Чтоб сразу за вопросом: «Час который?» Незыблемое в зыбкое сманить. * * *
Вечер заполнил комнату доверху.
Будто открыли шлюз, Дав свободу фиолетовому воздуху С вкраплениями русаловидных муз. Выхватываются пламенем из невесомости Ручки кресел и мимика стен. И даже радуешься, что нет совести У ночных аварийных смен. * * *
Горбунья гуляла по парку,
По тихим аллеям сырым. — Как славно сегодня, не жарко! — Сказала, как мы говорим. Но голос — особенный, певчий, Таких не бывает у нас. Не речь, а сияние речи — Возник, озарил и угас. А леса клавиатура Звенела под эхо-педаль. И шла ее бабка хмуро, И молча сверлила даль. На волосы русой горбуньи Листву роняли дубы, И знали лесные колдуньи Значенье ее судьбы: Однажды, свернувши к лесу, От горной тропы левей, Она превратится в принцессу Семи голубых кровей. * * *
Прохлада к вечеру — как охлажденье.
Мир возвращен делам первоначальным. В себя приходят медленно растенья, Покачиваясь в такт воспоминаньям. От слишком концентрированной дозы Тумана, начинающего таять, Не может вспомнить, где должны быть звезды, Сырых небес рассеянная память. Зачем-то прожит этот день, зачем-то Остались волны мутного, живого. Здесь кто-то был и усугубил лето, И на прощание расплавил слово. Упала тень от ветки на ступени. По ним с утра вбегали только сутки. И кто-то ожил, обхватил колени, И слушал уплывающие звуки. Преодолев накопленную вялость, Поднялся ветер и разнес их в клочья. От августа до сентября осталась Часть вечера и капля ночи... Ветер
Ветер прошелся по комнате
Твоими шагами. Ветер — известный оборотень. Вечно шутит над нами. Рука не закончила буквы, Выпорхнула налегке, А он не заметил будто, Как зло изменили строке. Нет никого. Опять я Свободна, как миг назад, И брошен в пальцев объятья Пера бесстыдный азарт. * * *
Тень сбежала по ступеням в виде струек.
Кто-то вздохнул, и солнце пошло к ущербу. Облако заколыхалось в пасти сумерек Куском застрявшего неба. Вскрикнула в дальней точке птица, Замахала крыльями резче. Следуя дуновенью интуиции, Воздух поплыл по скитаньям речи. Голос бродил вокруг да около. Становилось темнее и глубже. Птица дотронулась до облака И осыпалась тут же. * * *
Уже прояснилось подножье горы.
Все выше ползет туман. На вершине клубятся облачные пары, Как действующий вулкан. Гора вернулась издалека, Можно сказать — с небес, И эти последние облака Снимают ее стартовый стресс. Какая все-таки здесь благодать! Сиди, не разгибая спины, И расписывай, как церковь, свою тетрадь Строчками всевозможной длины. Нет-нет и взгрустнется все же о том, Что муж твой — не горный дух, И ждет тебя типовой твой дом С мусорником для мух. А темный воздух касается крон Или твоей головы. К горе подступают со всех сторон Сумерки, точно волхвы. И ты сидишь, закусив губу, И сил шевельнуться нет, Будто решит и твою судьбу Их чернокнижный совет. * * *
Вечер с вершин облаков осторожно спускался,
И размывал их в туманы-приметы-знаменья. Кто-то в замочную скважину Змия-пространства Глянул ко мне сквозь свое нелинейное время. И отделилась от сумерек боль, оживая. И побледнел циферблат, как луны той гипсовый слепок. В памяти скрипнули-взвизгнули рельсы трамвая, И расплескалась звезда, ослепив их метал напоследок. * * *
Она будит меня, шепчет.
Я за нею пишу, засыпаю. А по комнате бродит вечность Неприкаянная, слепая. Так и бродят они вместе, Их приход не дано разгадать мне. И подносит она месяц К побелевшей моей тетради. Разобрать пытается почерк. Хлещет ветер наотмашь ветками. Снова шепчет. Чего она хочет? Я пишу с закрытыми веками. Сон — как будто в сознанье провалы С пробуждения краткой ремиссией. Видно, что-то не досказала Перед тем, как покинуть мир сей… Бессонница
Ко всему привыкаешь —
К стуку ходиков на стене (Ходят, ходят без устали… Не часы — часовые.), К дребезжанью зеркал по ночам И штормам на луне, К самолетам, чей гул сиротливый Прерывается вздохами ветра. Жаль ему там Металлических птиц-одиночек С мышленьем пилотов, И душой стюардесс, И снами почти что бесплотных Пассажиров, парящих в воздушностях ям. Млечной тканью замедленных масс Атмосферный поток Вяжет лунными нитками время, Что ходит по кругу. В циферблате оно отбывает свой срок. Ко всему привыкаешь… А бессонница мерно орудует Гипнотической тягой луны и воды, Омывающей зеркало С внутренней — северной — части. Отражения спящих там дышат на льды Анти-времени, скованном в анти-пространстве. И пишу о земле — той, обратной, ее стороне, Где блуждают сгоревшие звезды. Все бессонницы тянутся к ней, Все вопросы. Их встречает молчанье снегов — Белых подушек, Под которыми выводки снов — Кораблей потонувших — Бредят, что Их поднимут со дна Зазеркалий, Снаряжая сполна В явь печалей. * * *
Выброшена,
Словно раковина на берег. Слух болеет воспаленьем мембран, Иcпытывающих перегрузку от истерик, Которые устраивает во мне океан. Это музыка, Тщательно забытая каждым, Кто блуждает по берегу В поисках выброшенных глубин. Но потерявшему память Что толку, что мы расскажем, Как он связан с собою? Он снова вернется один Из истории С неводом умерших версий, Где уполз океан сквозь сетчатку отверстий, Будто образ, Покинувший полотно сонатин. * * *
Последний вечер. В сиреневый свет
Нарядилась моя гора. Со склонов мне машут все, кто воспет. — Прощайте, — шепчу, — пора! На вершине торжественно зажигается Марс В их, разумеется, честь. А меня можно выдумать тысячу раз И как угодно прочесть. Вера Зубарева — поэт, филолог. Автор 12 книг, включая поэзию, прозу и литературную критику. Первая книга стихов «Аура» вышла с предисловием Беллы Ахмадулиной (Филадельфия, 1991 г.). Книга «Трактат об ангелах» выдержала несколько изданий и выходила в США (Livingston Press, 2002), Украине (Русская книга, 1995) и Швейцарии (Pano Verlog, 2003), в том числе и в переводах (с рисунками Эрнста Неизвестного). Отрывки из нее публиковались в американских и западно-европейских литературных журналах в оригинале и переводах. В 2004 году книга «Трактат об ангелах» завоевала награду «Топ Книга» и четыре диплома на международной книжной ярмарке «Зеленая волна».
|