Свежий Номер

№ 1 (51), 2009

Навеки с нами родники и реки.
Истоки ближе тем, кто одиноки,
А реки тем, кого уже навеки
В круговороте увлекли потоки.
Еще пути-дороги и просторы,
Сравнимые с эпохами, веками!
И речи, и простые разговоры
Навеяны как будто облаками.

Мы все преувеличиваем, то есть
Хотим увидеть высшее в ничтожном.
И все-таки талантливая повесть
Придумана в буфете придорожном,
Как случай на протоке — все навеки!
И строки проступают из тумана,
Такого же холодного, как реки
На широте Туры и Магадана.

Прислушиваюсь. Тихо на реке.
Все те же в неизменном далеке,
Меняющие краски временами,
Пейзажи над крутыми берегами.
Красиво так, что не хватает слов
Для этих живописных берегов,
И ветер, налетая из простора,
Вдруг соберет обрывки разговора
Двух рыбаков про спутанную сеть
И вновь порвет, как леску. Онеметь
Так страшно здесь, в беспечные минуты,
Где так великолепно! Но кому ты
В такой картине нужен? У реки
Одни купальщицы и рыбаки
Желательны, как прочие детали,
Которые для них нарисовали.

Оранжевый Месяц в глубокой реке.
Остяцкие боги плывут в обласке
И песню заводят: О, Ном кызынчан!
Оранжевый Месяц ныряет в туман.
И прячутся духи в кочкарник низин.
По слову Торума: О, Ном ыэчжин!
Проносится эхо над поймой: «Ы-да-т!!!»
Как будто кого-то тоска заедат.
Но что за Ыдат, непонятно. И тут
Ни бога, ни дьявола так не зовут.
«Ыдат!» — Набегает речная  волна.
«Ы-да-т!!!» — Обращается в крик тишина.
По слову Торума: О, Ном кызынчан!
Оранжевый Месяц разрезал туман…

Ыдат Чулымканов плывет в обласке,
Волшебную воду везет в турсуке.
В далеком урмане поют остяки
Веселые песни Угрюмой реки.

Как хороши в наивной простоте
Все эти записные персонажи.
Романтика! Античные пейзажи,
Где колорит привязан к наготе
Не Геры, а пастушки молодой.
И ветерок владеет флейтой Пана.
Аркадия! Прародина романа!
Связь времени с проточною водой.

Ну, до чего легенда довела!
Запомни все! И все начни сначала:
От Горного Алтая до Ямала
Открой словарь медвежьего угла,
Раз рев зверья скорее в радость, чем
В печаль для тех, кто сами словно звери.
Добыча и военные трофеи —
Вот хлеб и вдохновенье для поэм!

Но в светлый миг — в час утренней звезды,
Еще до солнца, выйди на дорогу —
Смотри и пой, твори свою эклогу,
Следи за всем, распутывай следы!
В стране чудес, в краю густых лесов,
Где божества живут среди народа,
Подслушай речь их лучшего рапсода —
Учи язык деревьев и ветров!

Пускай мечты о веке золотом
Не выше гор зеленого Тайгета,
Твой росчерк под веселым полотном
Предвосхитил великого поэта!
Вернись, Франческо, в лучший мир, когда
Пригрезилось тебе сие виденье!
Ты испытал прекрасное мгновенье?
Все прочее — проточная вода!

В сюжете сентября мотив горы крутой
Слышней, чем ветерок вдоль парковых оград.
Как пусто здесь теперь — меж небом и листвой —
В параболу дождя врисован старый сад.
Нагорная листва закована в багет.
Кто Слово предпочел, тот вышел из игры
Графита и дождя и выправил сюжет —
Летящего листка — в мотив одной горы.

А на горе крутой! дыханьем рвет листву
И превращает в речь — вот вечный антураж! —
Блаженный Полифем! — как будто наяву —
И что-то есть еще, на чем стоит пейзаж.
Слышнее ветерка вдоль парковых оград
Высокий тонкий звук — ни флейта, ни струна,
Но обращает вспять нагорный листопад
Мотив одной горы — в крутые времена.

В предместье ночь. Прикушенный язык
Церковной звонницы — как свойство речи
Быть мыслимой, изображая крик,
Быть колоколом в образе Предтечи —
До света и до слова, что ясней
Глагола «быть», звучащего на грани.
В предместье ночь! И чем она темней,
Тем ярче звезды в этой глухомани.

Верстовые столбы — до ворот возрожденного храма.
Выпрямляется взгляд — и на землю слетает панама,
Словно солнце взошло в отработанном цехе завода,
Где теперь говорят с небожителем без перевода.
Верстовые столбы — вдоль дороги от Белого дома.
Кто увидит ее, тот еще не избегнет Содома,
Но до Храма дойдет: от волнения выронит шляпу,
От того, что пришел к покаянию не по этапу.
Верстовые столбы! Чей прообраз над серой Невою.
Обратил словно тень Петропавловский шпиль над страною
Указательный знак: через топи в Кузнецкие копи.
Верстовые столбы — от Европы и снова к Европе,
Словно Шелковый Путь пересек златорунную жилу,
И крестили в тайге староверы нечистую силу,
В темноте, говоря, что и в церкви на этом болоте
Только Дева чиста, да и та в застекленном киоте.

Люблю следить элегию в природе.
В ней осень плачет, а душа парит.
И кажется, что кто-то в небосводе
Действительно со мною говорит.
И все пути — как прочерки в анкете!
И горизонт в прострелах октября
Бегущею строкою о поэте
Напомнит — словно с небом говоря
О том, как в роще красный куст рябины
Уже отпел российский соловей!
И эти — золотые осенины
Есенинских нисколько не новей.