Свежий Номер

№ 1 (87), 2012

Каждый ищет себя в жизни по-своему. Большинство идет проторенным путем: получает образование, делает карьеру, заводит детей, ставит их на ноги и т. п. Но есть и другие, кто отрицает среднестатистический стандарт, выстраивая свою жизнь совершенно иначе.
Именно таков главный герой романа Платона Беседина Даниил Грехов. Этот молодой человек из нормальной семьи, с нормальным воспитанием, с филологическим образованием имеет все шансы вписаться в стандарты жизни, приняв ее общепринятые стереотипы и, как положено, добиться успеха. Только принимать их ему вовсе не хочется, а хочется совсем другого. Чего? Это проясняется по ходу повествования, которое начинается с пролога, где героя зверски истязают в милиции, вменяя в вину некие грехи, о которых мы пока ничего не знаем. «Путь греха» героя с говорящей фамилией Грехов будет замысловат и извилист, но следить за ним (пусть и содрогаясь время от времени) читателю будет интересно.
В начале повествования герой появляется на собрании некой «семьи», куда его пригласила знакомая. По сути, это что-то типа секты, члены которой должны пройти «инициацию», а именно: привить загадочный «вирус Кали» (носители коего и есть члены «семьи») посторонним людям. Грехов соглашается, но в последний момент хитрит и увиливает от гнусной миссии, навязанной новыми знакомыми. В это же время он знакомится с молодыми женщинами Ниной и Инной, которые в дальнейшем сыграют весьма серьезную роль в жизни героя.
Еще одно его увлечение связано с националистами, он входит в их группу и даже принимает участие в акциях. Одна из акций — зверское избиение азербайджанской семьи, когда приятели Грехова переходят все грани добра и зла, так что герой опять дает «слабину» и даже пытается вступиться за избиваемых. И далее он будет настойчиво двигаться в темноту, одновременно пытаясь отпрянуть, пугаясь ада, в который его почему-то неудержимо тянет. Почему тянет? Причина, как представляется — внутренняя пустота, которую хочется хоть чем-то заполнить. Похеривший образование, Грехов работает грузчиком, постоянно пьет, но этого мало, ему нужны ощущения все боле острые, и он их таки находит.
Одна из новых знакомых, к примеру, получает сексуальное удовлетворение, отхватывая члены у трупов (одна из таких сцен разворачивается в морге). Другая новая знакомая просит вырезать ей клитор, просьбу выполняют, причем сцена разворачивается, опять же, на глазах Грехова. Книгу Платона Беседина с полным правом можно назвать энциклопедией пороков, и авторё выбравший название «Книга Греха», скорее всего, с этим бы согласился. Героя он выбрал, правда, не совсем конченого. Да, Грехов, что называется, не без греха, он якшается с откровенными отморозками и сам порой становится таковым. Его связи с женщинами случайны и исполнены истерики и садо-мазо-комплексов. Его отношения с друзьями (если их можно счесть таковыми) лишены теплоты и ответственности, это, скорее, отношения членов звериной стаи. Он способен вобрать в себя все «язвы» современной жизни и предъявить их остальному человечеству, мол, вот вам, любуйтесь! Но… Что-то в нем все-таки остается такое, что мешает перейти последнюю черту.
Вопреки культивированию пороков Даниил Грехов страдает. Это погруженное в «грехи» существо, как ни странно, в глубине души не приемлет такую жизнь, отрицает ее, порой даже, если угодно, протестует против мерзости, насилия и извращений. Недаром в команде грузчиков, прожженных циников, ему дали прозвище «Достоевский», иначе говоря: рефлектирующий интеллигент, чья душа не мертва, а просто изуродована. Вот почему Грехов вступается за ту самую кавказскую семью, получая по полной теперь уже от своих дружков. И из сообщества грузчиков его изгоняет начальник, потому что «Достоевским» там нет места. «Я люблю их, — размышляет Грехов о своей родне, — но это лишь догмы моего воспитания. Так надо — любить их. Проблема в том, что моя любовь основана на обязательствах. Однажды, дай Бог, я смогу полюбить их сердцем, душой, а не прописными истинами в своей голове. Однажды я стану человеком. Ради этого стоит жить». Эта двойственность Грехова, распад его сознания на светлую и темную половины, с одной стороны, подстегивает интерес к герою, с другой — оставляет какую-то надежду.
Насколько герой и все эти коллизии оригинальны? Если вспомнить известных зарубежных певцов порока, от Бодлера до Чарльза Буковски, да еще присовокупить сюда соотечественников типа Сорокина, то может показаться, что автор повторяет уже когда-то написанное. Однако это заключение будет ошибочным. Да, Платон Беседин в определенной мере вписывается в эту традицию (а это уже традиция, причем с подлинными классиками направления), но у него свой, отличный от «хора» голос. К примеру, в отличие от того же Владимира Сорокина, который превращает каннибализм и некрофилию в филологическую забаву, этот автор пишет о страшных сторонах жизни всерьез, с содроганием, и его герой все это чувствует на своей шкуре, платит кровью, не обманывая читателя «клюквенным соком».
Одной из особенностей романа является внедрение в текст медицинской терминологии. «Я видел женщину с кистой почек, похожих на гнойные грозди винограда. Видел человека с вырезанной двенадцатиперстной кишкой, который был не в силах контролировать собственную дефекацию. Человека в последней стадии рака кожи с лицом похожим на забродившую компостерную яму и надписью на двери своего дома «прокаженный, убирайся». Таким людям проще применить эвтаназию». Или вот: «В состав пива входят соли тяжелых металлов, вызывающие изменения в эндокринной системе. При злоупотреблении пивом наблюдается жировое перерождении семенных канальцев и разрастание соединительной ткани в паренхиме яичек. У пивных алкоголиков печень не в состоянии расщеплять эстроген, что приводит к атрофии половых желез».
Эта информация намеренно суха, такое ощущение, что автор цитирует медицинский справочник. Но впечатление, как ни удивительно, остается вполне художественное, поскольку это входит в авторскую задачу — показать механистичность нашего мира, где люди похожи на машины. В машине снашивается коленвал, барахлит коробка передач, чихает глушитель, и глядь — уже пора на свалку. Вот и люди (в глазах Грехова) тут такие же машины, которые медленно, но верно продвигаются на кладбище.
Это один из приемов письма Платона Беседина. Столь навязчивый физиологизм — способ гиперболизации. И коллекционирование извращений — такое же преувеличение. Все мы чувствуем примерный баланс добра и зла в нашем мире, и понимаем, что нас окружают (по счастью) не одни лишь уроды и подонки. Преобладание мрачных (или вовсе чудовищных) деталей в прозе Беседина преднамеренно, автор сознательно использует такой прием. Еще один прием — активное использование философского (по преимуществу) опыта человечества, что выражается в обилии цитат. Например: «Йетс писал: “Я есть бессмертная душа, заключенная в тело умирающего животного”». Или: «Эммануэль Сведенборг в трактате “О небесах, о мире духов и об аде” писал: “Чьей усладой было скрытно ставить сети и строить втайне козни, те живут в норах и пещерах, и притом до того темных, что они друг друга не видят, а, сходясь по углам, друг другу нашептывают в уши”». Такое обращение к уже сказанному или написанному несколько опасно для автора, пишущего оригинальное произведение, но у Платона Беседина, по счастью, все эти высказывания — к месту, они служат своеобразным интеллектуальным комментарием к тому или иному эпизоду.
Вернемся, впрочем, к сюжету. Все больше запутываясь в своей безумной жизни, Грехов в конце концов решает убить женщину, которая некогда втащила его в круг «позитивных» распространителей «вируса Кали». Она знает о его особом положении, о том, что он — не носитель вируса, и всячески перетягивает его на сторону «позитивных». Поэтому решение убить для Грехова — это попытка начать новую жизнь, сохранить себя, попытка не переходить роковую черту…
Однако некто совершает убийство до него (а может, и «за него»). Дальше — больше: лидер националистов предлагает Грехову убить лидера «позитивных» — Марка Шварцмана. Это предложение, от которого невозможно отказаться, (в противном случае героя самого убьют), но и здесь Грехова опережают, причем исполнитель опять остается за кадром, что создает интригу и заставляет читателя с интересом следить за развитием событий.
А события по мере приближения к финалу развиваются все стремительнее. Некая медсестра заражает вирусом близкого Грехову человека, что для него шок и повод прозреть. Он решается на очередное убийство, желая отомстить одному из руководителей секты, только невидимая рука по-прежнему втыкает нож в жертву вместо него. Развязка все ставит на свои места, но раскрывать интригу мы не будем.
Чем-то этот роман напоминает картины Босха, который также скрупулезно собирал на своих полотнах все грехи человеческие. Платон Беседин, похоже, тоже решил показать немалое количество оттенков черного в душах современников — с тем, чтобы достучаться до этих душ, пробить панцирь равнодушия. Автор наводит резкость на те стороны жизни, которые нормальное сознание предпочитает выводить из поля зрения — слишком они царапают.
Мы живем в странном мире: казалось бы, он весь нацелен на жизнь, предлагая нам миллионы удовольствий, миллиарды товаров, триллионы развлечений и т. п. Мир призывает плодиться и размножаться, вести здоровый образ жизни, производить и потреблять, так сказать, жить самому и давать жить другим, однако… Почему-то все большее количество народонаселения не хочет откликаться на эти призывы, предпочитая уйти с торных дорог цивилизации. Причем уйти не в сторону благочиния, но в сторону разрушающего душу и тело порока. В теле нашей цивилизации медленно, но верно расширяет зону поражения некий суицидальный вирус, когда люди предпочитают заниматься самоуничтожением (зачастую вместе с уничтожением себе подобных). Вглядываться в это не очень-то приятно, но отворачиваться — просто нечестно.