Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовМаксим ШМЫРЁВ
ДУМАЯ О ВЕРЛЕНЕ
Я ничего не оставляю бедным, потому что я сам бедняк.
Я верю в Бога. Поль Верлен «Мое завещание» Ноябрьский вечер
Ноябрьский вечер заснежен,
Лужи промерзли до дна. Солнечный луч, как стержень, Посередине окна. Умерших словно листья Время уносит назад, И в небосвод чистый Дети в саду глядят. Яблоко там на ветке, Красно-желтым мазком. И сидит на скамейке Кошка, не взятая в дом. Любопытные облака
Солнечный день вдруг становится темнее, веет прохладой — это на солнце набежало облако, проскользнуло по его диску и скрылось за крышей дома. Облака — это совсем не тучи, которые могут на целую неделю погрузить город в огромный аквариум дождя, они легки, пронизаны солнцем, причудливы, как хорошенькая девушка, они могут капризничать и брызгаться редкими дождевыми каплями, краснеть на утренней заре и беспечно разбегаться по небу. Порой кажется, что облака интересуются делами горожан — тогда они опускаются ниже, заглядывают в окна домов и прохладные щели переулков. Облака любят нырять в туман и сливаться с дымом печных труб. Их часто сравнивают с фантазерами и бездельниками, потому что они летают туда-сюда и весело строят свои воздушные замки над серьезным деловым городом.
А вечером, когда в окнах загораются первые огни, облака становятся другими. Медленные и торжественные, пронизанные светом заходящего солнца, они напоминают золотые нимбы, сияющие в синем бесконечном пространстве. И сохраняют ушедший день, его последние отблески, пока не наступит звездная ночь. Ветер трубит в переулках
Чуден ветер упавший
В переулках полудня, Выдувший день вчерашний, Зачерствевшие будни. И сопричастный сути Вечности через время, Он трубит в захолустье Радостью Воскресенья. Ставит небо как парус В переулках — проливах. Нам немного осталось: Выдох, вдох, выдох. Парусники
Мне нравятся старики —
как белые парусники иссохшего моря плывущие по сладковатым волнам эфира. Через больницы, рынки, трамваи и другие предметы их осеннего мира, где солнце мягко и желто. А небо — как синий залив. Старики сидят, глядят на него Выцветшими глазами. Ветер шевелит Полы их пиджаков, А облака уходят волнами Вдаль От пятиэтажных домов. Перекресток
Светофор
Мигает желтым. Бездомный на перекрестке... И не знает, куда идти. …На все четыре стороны Ему открыты пути. Великое освящение воды
В чин Великого водосвятья,
Как больные с кровати, Поднимаются с дна корабли. Мачты неся, как распятья (Шаг за шагом, по палате…) Добираются до земли. И стоят, как нищая братия, В бинтах, в окровавленной вате, С нимбами корабли. У берега, как на паперти, Рядом стоят они. О колокольне и родниках
От колокольной грозди
Вниз падают звуки, Как в родники звезды, Как подаянье в руки. Вдохнет мир Православный, Выдохнет, станет легче В этой жизни нескладной, Но почти уже вечной. Церковь у горизонта Словно тянется к Богу, И листва позолотой Заметает дорогу. Ночью, возле окна
Закончились времена.
Он никому не пишет, Полковник стоит у окна, Хрипло, с мокротой, дышит. По перекрестьям рам Ветер стучит ветвями, Полковник не ходит сам. Просто стоит, как знамя. Он ощущает все: Шорохи, стук капели, Как, забирает свое, Смерть, проникая в щели. Как одиноки, пусты Все города-сироты. В окнах рамы-кресты, Поздние звезды желты, И вокруг тишина. На самом краю ночи Полковник стоит у окна, Просто стоит, молча. Летучие рыбы
Когда я выйду из подземного перехода, то увижу мост, весь в сиянии вечерних облаков. За ним берег, где дома спускаются к набережной, и их отражения, словно лодки, плывут по воде. И тут все рыбы поднимутся в воздух и сплошной сияющей линией понесутся к краю неба, ныряя за горизонт.
Такая картинка представилась мне, когда я вышел из поезда и увидел, как воробьи вылетают из темных потаенных мест и носятся у светлого потолка конечной станции. Памяти Верлена
В сумерках тело белело,
Рядом стояла кровать, Женщина не сумела Его до утра поднять. Мучилась без пользы И уснула потом, А облака, как розы, Расцвели за окном. И лучи, сияя, Падали на него, Возможно, еще не Рая, Но преддверья его. Край света
На краю света есть водонапорная башня. Она проржавела настолько, что стены стали рыжими и тонкими, как осенние листья, а вода, замерзшая внутри нее (на краю света зима), просвечивает наружу ледяными прожилками. И кажется, что это уже не башня, а огромный сияющий ствол дерева.
Я бы никогда не добрался до этой башни, если бы дорога, которая проходит через овраг, не вывела меня прямо к ней. И, глядя на ее стены, я подумал о двух вещах. На мой взгляд (употребим на всякий случай это смягчающее выражение), отслужившие свой срок механизмы обретают новую суть. Теряя свое утилитарное предназначение, они становятся бессмысленными, а значит, открытыми для любого смысла. Их формы обретают пластичность и становятся восприимчивы для идей-странников. Вытесненные за рамки обыденного, механизмы продолжают тихую придонную жизнь глубинных рыб. И старый мотор становится винтом самолета для ребенка, решившего поиграть в войну, или источником прохладной тени для тысяч насекомых. А кроме этого я решил (это уж точно), что чай, который ты вскипятила, может остыть, если я не вернусь домой. По счастью, край света расположен очень близко. Максим Шмырёв — поэт. Родился в 1973 году в Москве. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», газете «Литературные известия» и других. Живет в Москве.
|