Свежий Номер

№ 2 (40), 2008

Сразу оговорюсь, что в данной статье я не буду касаться «зеркальной формы», то есть палиндромов и текстов, воспроизводящих структуру отражения. На сайте это «Зеркало» К. Кедрова, «Самое краткое определение философа» С. Бирюкова и «В разбитом зеркале» Г. Сапгира.
Идея статьи возникла из английского названия моего стихотворения «Апокрифическая история», в оригинале «Вариант» (1988), опубликованного в журнале «An Sionnach» (USA, Creighton University Press, 2006).
В принципе любое поэтическое произведение, рассказывающее о сотворении мира, может быть названо апокрифом, поскольку апокриф — это текст, не канонизированный в определенной религиозной системе, имеющий оттенок мистификации.
Зеркальная тема в поэзии безгранична, поэтому я буду рассматривать только тексты поэтов, входящих в группу ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз), образованную К. Кедровым, Е. Кацюбой и Л. Ходынской в 1984 г. на основе стихотворения «ДООС» К. Кедрова. Стрекоза в данном случае — символ пребывания в двух мирах, так как половину жизни она проводит под водой — по ту сторону «зеркала» в виде хищной личинки. Затем полностью преобразуется и появляется «на этом свете» как воздушное существо, подобно поэту в момент вдохновения.

Создав мир по своему образу и подобию как некое целое и неделимое (волну), Творец затем совершенствует его, превращая в частицы. При этом в каждой частице отражается мир во всей своей полноте.
Так в поэме Андрея Вознесенского «Оза» (1964) возникает образ цельного, первоначального зеркала, размещенного на потолке и отражающего свадьбу в ресторане во всех бытовых подробностях. Но зрение поэта таково, что он смотрит в глубину вещей и видит мир дробным, состоящим из частиц:

В стихотворении Константина Кедрова «Бемоль» (1987) небо прямо названо образом зеркала:
Как образ зеркала взнесен над Петергофом,
чтобы обрушить вниз каскад зеркал…

Расколотое грозой небо-зеркало проливается вниз множеством капель-зеркал, которые отражаются в брызгах фонтанов, взлетающих ввысь. Два отражения соединяются, завершая картину мира. В финале возникает озеро, где «Офелия ловит лилию // и тонет в глубине смеха». Капли дождя, падая на зеркальную водную поверхность, дробят ее подобно тому, как голос дробится смехом на отдельные краткие возгласы. Утонувшая вечером Офелия-лилия оживает каждое утро, поднимаясь из глубины зеркала.
В стихотворении Людмилы Ходынской «Близнецы» (1994-98) сотворение мира выглядит, как роды:

Здесь в слове «нутро» (нечто темное, скрытое) высвечивается «утро». Но свет распадается на множество отражений на сетчатке глаза так же, как множится мир в фасеточных глазах стрекозы. Поэтому:

Рифма «зрачка — зерка» отсекает не отражающее и не отражаемое «ла».
В текстах художницы Галины Мальцевой, написанных в 2006 году, отражение возникает не как воображаемая реальность, а вполне осязаемо. Ведь если у поэта контакт с материей — прикосновение пера к бумаге — минимален, то художник для создания нематериального образа использует материальные непрозрачные вещи: холст, бумагу, краску, тушь. Естественно, что зеркало должно чувствовать все, что чувствует художник, создающий мир по своему образу и подобию:

Автор воспринимает отражение как преграду из мельчайших частиц между собой и потусторонним миром:

Мир как сложная система взаимных отражений дробного и целого возникает и в текстах художницы Кристины Зейтунян-Белоус:

«Глаза дождя» — множество летящих капель-зеркал, множащих лицо, — падают в зеркало-лужу, где отражается целое — лицо пешехода, и на мгновение с ним соединяются. Возникает «краткий промежуток вечности // между душой и призраком души». В отражении тело становится таким же призрачным, как душа.
В эссе композитора Аллы Кессельман рассматривается возникновение пространственных зеркал в музыке. Это антифоны, «основанные на эффекте разделения хора певчих на два полухория, располагавшихся друг против друга». Интересно отметить, что в музыке зеркала, в отличие от словесных или нарисованных, имеют свойство времени: способность замедляться или ускоряться. Из зеркальных частиц-нот музыка возникает как нечто целое. Но на уровне нот, имеющих различную протяженность во времени, в ней могут происходить непредвиденные изменения.
«Тайна вечного бытия так бы и осталась на дне зеркала, если бы не случайность. Однажды во время очередных упражнений в келье одного из мастеров школы Нотр-Дам (его звали Леонин) солнечный луч упал на поверхность одного из зеркал, стоявшего напротив другого, высветив в глубине таинственный коридор, уходящий в темноту. По этому коридору и вышел Леонин из заколдованного круга обратно в реальность. Что увидел бесстрашный монах в черном коридоре, неизвестно, но говорят, что прошел он по нему всего два раза: во второй раз этим путем его душа уходила из тела. Впрочем, на бесстрастном языке мастеров Выход получил название «Конечный Канон I разряда».
Здесь мы можем обратиться к эссе философа Вадима Рабиновича «Зеркало в пустоте», где опровергается утверждение, что в зеркале, если в него никто не смотрит, ничего не отражается. Рабинович рассматривает акт творения мира, как факт «про-из-ведений» из ничего, «чреватого Всем, то есть своим зеркальным автором». Если вначале ничего не было, то это «ничего» есть «ничто», то есть Все, или Бог, или «творческая пустота» — Пустота № 1. Это отдельные «арте-акты», которые стремятся стать «арте-фактами» — текстами культуры. Но, став целым, то есть метафорой, текст исчерпывает себя, и тогда снова возникает дробность мира, или Пустота № 2. Свет оборачивается черным провалом: «Сияние — в зиянии. Но и — наоборот. Переживание, которое не дано в этой жизни, зато дано в другой — в метаметафорической жизни метафор, то есть в творчестве. В жизни культуры. В черном, но... отражающем (даже пустоту) зеркале. Пустоту человеческую... А значит, и не пустоту вовсе». Таким образом, метафора, пройдя через возникновение и самоуничтожение, становится метаметафорой (термин К. Кедрова).
Сама форма зеркала в сознании обычно связана с овалом. В религиозной символике это мандорла или мандала. Поэтому в стихотворении А. Вознесенского «Бьет женщина» (1964) в момент наивысшего душевного напряжения возникает образ Богоматери:

Трубы джаза — архангельские трубы в ресторанном аду, где оскорбленная женщина вершит стихийный «страшный суд». И вдруг, увидев в отражении свою изначальную божественную сущность, припадает к нему губами. Тело «уволокли», но в зале осталось одушевленное зеркало, воскрешенное зеркальными каплями слез и дыханием — духом, в котором когда-то Бог отразился в человеке.
В стихотворении К. Кедрова «Зеркальный паровоз» (1986) возникает еще один символ отражения — крест, образ идеальной симметрии, взаимного обращения мира к самому себе. Зеркальный паровоз — на самом деле объект невидимый, поскольку он возвращает взгляд, обращенный к нему. Зеркальным паровозом может быть все, он может находиться везде, в любой точке, в любой момент.

Перспективы поглощают друг друга, когда горизонт принимает форму креста, обтекая собственным отражением проходящий паровоз, движущийся сразу по всем направлениям. Лекало, инструмент для рисования кривых, изменяет свою сущность, подстраиваясь под четкие линии креста.
Сочетание креста и зеркала в стихотворении Л. Ходынской «Аскорбиновая молитва» (1996) означает вполне канонически свадьбу, смерть и воскрешение одновременно.

Распятие происходит вечером, а воскрешение совершается на рассвете. Заря вечерняя отражается в утренней заре в виде креста. Ночь — темнота, небытие — обручается с зеркалом — светом. Зеркало дня, отраженное ночным небом, распадается на множество отражений — алмазов-звезд. Смерть «мается», потому что венчание — это таинство, в котором «умирает» отдельный мужчина и отдельная женщина, но в тот же миг они воскресают, став «единой плотью».
Известно, что в средние века зеркало относилось к магическим предметам. Считалось, что право на отражение целиком принадлежит Творцу, создавшему мир и человека по своему образу и подобию, а Люцифер незаконно присвоил себе право отражать. Ученые мужи Возрождения уподобляли зеркало фантазиям, которые искажают реальный мир, то есть считали его разновидностью безумия. Наука постепенно постигала законы отражения и объясняла эффект зеркала результатом преломления лучей. Однако во все времена люди предпочитают доверять собственным ощущениям, а не научным доказательствам. Поэтому можно говорить, что для поэтов группы ДООС зеркало и отражение сохраняют свою мистическую, то есть поэтическую сущность.

E. Katsuba «An Apocryphal Story» (перевод А. Кудрявицкого). — «An Sionnach». A Journal of Literature, Culture, and the Arts. V.1, N 2. USA, Creighton University Press, 2006.
Е. Кацюба «Игр рай». М., 2003.
К. Кедров «Или». М., 2002.
А. Кессельман «Тайный город Антона Веберна». — В кн. «Новый палиндромический словарь». Сост. Е. Кацюба. М., 2002.
А. Вознесенский Собрание соч. в 5 т. Т. 1. М., 2000.
В. Рабинович «Зеркало в пустоте». — «Газета ПОэзия» № 10, 1998.
Л. Ходынская «Аскорбиновая молитва». — «Газета ПОэзия», № 2, 1996.
Л. Ходынская «Близнецы». — «Газета ПОэзия» № 10, 1998.
К. Зейтунян-Белоус. Cтихи 2006 г. (не опубликованы).
Г. Мальцева. Стихи 2006 г. (не опубликованы).
Е. Князева «Адам и Ева: Аве, дама! Опыт анаграмматического и палиндромного прочтения двух ветхозаветных слов-образов (на материале поэзии К. Кедрова и Е. Кацюбы)». — «Библия и национальная культура». Межвузовский сб. науч. статей и сообщений. Пермь, 2004.
«Огледалната магия на ДООС». — «Литературен Вестник» 13-19.12.2006. Болгария.