Свежий Номер

№ 4 (203), 2023

Все в белом, точно ангелочки,
Они проявят интерес:
Нас извлекут из оболочки,
Нажмут на болевые точки,
Умело сделают разрез.

Нас разберут на составные,
На препараты, образцы,
На головные и спинные,
На основные, остальные —
И бросят на весы стальные
Под иглы, клеммы и резцы.

Измерят в спектрах и частотах,
Пропустят через все подряд,
Частично растворят в кислотах
(На девяносто девять сотых),
Остатки просто испарят.

А мы уйдем со струйкой газа,
Росой осядем на траву.
И может быть, не наяву,
Почти незримые для глаза,
Мы будем жить. Живем. Живу.

Послушный руке графит —
шустрый, проворный, прыткий —
нынче, чертя, хрипит
правду о старой пытке:
О том, как в земной тюрьме
был заключен без срока,
маялся в душной тьме,
перестрадал жестоко...
О всех миллионах лет
дьявольского давленья
он оставляет след
в форме стихотворенья.

Так-то предмет любой,
что попадает в руки,
твердо несет с собой
память о древней муке.
Пряча на долгий срок
все, что когда-то жило,
время томило впрок —
мяло, тянуло жилы,
или рвало в куски,
или качало в зыби,
сдавливало в тиски,
встряхивало на дыбе...

Но впредь, пережив распад,
все вещества готовы
вновь отступить назад,
к черной земле — в оковы,
чтобы идти вперед
через врата темницы...
Будет и мой черед
с ними соединиться:
прахом, лишенным чувств,
костью, лишенной слова,
может быть, причащусь
стойкости неживого.

«Одинокий рыбак
на реке в холодную пору» —
это названо так,
что легко откроется взору —
и туман над рекой,
и озноб, и полудремота,
и великий покой,
и тоски звенящая нота,
и невидимость дна
под зеркальной лентой покрова.

Но блеснет глубина —
и рыбак дождется улова.