Свежий Номер

№ 4 (197), 2022

Книга начинается с названия. И пусть все пишущие люди прекрасно знают, что заглавие на самом-то деле рождается последним, и придумать его зачастую не легче, чем написать саму книгу, тем не менее, для читателя книга непременно начинается с крупных букв на обложке.

Когда берешь в руки сборник стихов Галины Илюхиной и читаешь «ПТИЦА БРЕЙГЕЛЬ», сразу все понимаешь, хотя, казалось бы: что за птица такая — Брейгель? Почему — Брейгель? Но где-то внутри себя принимаешь без всяких вопросов и оговорок: да, именно так, — ПТИЦА БРЕЙГЕЛЬ. Потом уже, читая книгу (которая, кстати, закольцована отсылкой к Брейгелю в первом стихотворении:

осознаешь, насколько прав Леонид Юзефович, написавший о внимании автора к деталям и умении обобщить их, роднящих стихи Галины Илюхиной с живописью Питера Брейгеля, и о закономерной, в связи с этим, метафоричностью названия. Все это — совершенно справедливо. Но принимаешь-то и не сомневаешься в правде названия сразу.

Для меня поэзия — это не только талант стихосложения плюс мастерство (наличие которых у Галины Илюхиной даже не обсуждается), но еще и нечто ощутимое, при этом неуловимое, некий «факт поэзии», волшебство, дающее рифмованным строчкам живое дыхание, объем, внутреннюю правоту и созвучность читателю. Отсутствие этого волшебства позволяет нам только усмехнуться, прочитав весьма серьезные, правильные и даже пафосные строчки о чем-то глобально-великом, а присутствие — заставляет сопереживать до спазма в горле, казалось бы, очень спокойному по интонации, простому стиху, который сразу занимает в душе свое особое место и остается там уже навсегда.

По моему мнению, «ПТИЦА БРЕЙГЕЛЬ» — это и есть пример того самого «факта поэзии», живого волшебства, которое встречает нас у самого входа в мир книги. Оно длится и ведет все дальше, щедро делясь с читателем этим обыкновенно-необыкновенным миром и заставляя видеть его под другим углом зрения, слышать его ранее неслышимые голоса и сопереживать.

Галина Илюхина — очень петербургский поэт. Ее совершенно узнаваемой, оригинальной манере присущи характерные для петербургского стиля ясность мысли, совершенно не мешающая глубине и многоплановости стихов, чистое и верное звучание, интеллигентная сдержанность и даже изящность, внутри которой таится мощная и страстная энергия. А также, что сам этот город — строгий, таинственный и зачастую фантастический — не просто является фоном, но живет и дышит на страницах ее книги.

При этом во многих текстах, словно добавляя в картину какой-то прозрачной печали, звучит легкая самоирония — такая вот горьковатая улыбка:

Здесь совершенно брейгелевское умение: выписав стих настолько детально, что уже и не понимаешь, читаешь слова или видишь картину; вдруг чуть изменить угол зрения и обобщить все это единым острым и точным штрихом. И, внезапно поднявшись над злободневным, выйти к вечному. Особенно наглядно это получается в стихах, которые написаны о сегодняшних, текущих событиях. Например, вот какие слова находит Илюхина для описания пандемии:

Удивительно интересен и своеобразен в этой книге цикл о Комарово. Казалось бы, сакральным комаровским соснам посвящено так много стихов, начиная от самой Ахматовой, что сказать об этом месте что-то новое практически нереально. Ан нет — оказывается, возможно. И опять все дело, как мне кажется, в умении не только обратить внимание на детали, которые раньше никто не заметил, проскочив мимо, но и словно бы в ином преломлении света охватить все пространство целиком, во всех его далеко не всегда очевидных измерениях. Так, незатейливый сюжет о ночном походе в магазин за сигаретами оборачивается историей о том, что мир всегда готов внезапно раскрыться человеку в своей космической красоте. Главное — самому суметь раскрыться для восприятия, увидеть и найти слова, чтобы показать другим. Уж это Галина Илюхина умеет в полной мере.

Это волшебное умение видеть иначе и полнее, приходит, конечно же, из детства, о котором автор пишет неизменно светло (несмотря на то, что тема детства и юности в стихах Илюхиной тесно и органично связана с ощущением хрупкости бытия или, пусть и нескорого, небытия):

О юной поре пишут многие — как правило, с ностальгией. Присутствует она и в стихах Илюхиной:

Ностальгия есть. А как без нее поэту? Но вот чего в этих стихах нет — и это, как мне кажется, очень характерно и важно, — абсолютно никакой обиды на жизнь за то, что она проходит и зачастую не оправдывает ожиданий пылких лет; нет нытья о том, что «в молодости все было так прекрасно, и все меня любили, а теперь все совсем не то». Напротив, детство и юность для автора — это такой неиссякаемый источник света и любви, который дает силы достойно проходить через все беды и жизненные испытания, умножая в себе любовь и мудрость.

Он дает силы перенести все — даже смерть близких и любимых, и осознать, что смерти на самом деле нет, и написать об этом пронзительно и чисто:

В заключение хочу сказать: поэзия Галины Илюхиной трагична по-настоящему. Но ведь земная человеческая жизнь — трагедия даже по формальному признаку, поскольку герой обязательно погибает в конце. И вот стихи Илюхиной — такие, казалось бы, сдержанные по интонации, но таящие удивительный глубинный жар духовного горения, — эту высокую трагедию показывают со спокойным мужеством любви и внутренней свободы.

При этом настроение автора и его отношение к окружающему миру удивительным образом передается читателю. И мы сквозь призму этих простых, но таких настоящих слов вдруг заново видим жизнь во всем ее сводящем с ума ужасе и восхищающем великолепии, в невероятном сплаве печального понимания слабости и конечности тела и внезапном осознании бесконечности духа. А ведь в этом и состоит волшебство истинной поэзии, созидающей свой собственный мир и щедро дарящей его нам.