Свежий Номер

№ 1 (194), 2022

Пришел Ванька к Маньке и говорит:
— Жениться на тебе хочу. Пойдешь за меня?
— А зачем?
— Детишек сделаем. Растить будем.
— Зачем мне твои детишки?
— Не мои, а наши. Пойдешь замуж?
— Сам себе детишек делай, сам их рожай, сам воспитывай. А от меня отвали. Не готова я глупостями заниматься!
— А когда готова будешь?
— Когда рак на горе свистнет.
Полез Ванька на гору рака-свистуна ловить, чтобы он Маньку замуж выйти вынудил.
Забрался на гору, ищет проклятого рака, матерится. А рак под горой в речке мылся, услышал Ивана, за камушек спрятался. Орал Иван, орал — без толку. Осип. К речке спустился горло прополоскать.
Высунулись любопытные рачьи усы из-за камушка и назад метнулись, да поздно. Заметил Иван панику под водой. Вытащил рака, к Маньке его приволок и свистеть заставил.
Рак свистит от страха, Манька ревет от досады, один Ванька хохочет, довольный. Насмеялся вдоволь и домой рака унес. Уж больно занятная штука, пусть еще дома посвистит, а девка подождет. Спор-то все равно проиграла.

Пожалуйста, не читайте эту абсолютно правдивую историю, которую мне довелось видеть лично, вашим детям! Поначалу все выглядит очень сексуально, а потом — очень страшно…
Рыбки целуются взасос…
Они долго выпячивают свои губки. Они нежно тычутся ими в головы друг другу. Закатывают и выпучивают свои глазки. Наконец, их выпяченные губки соединяются. И начинается поцелуй — долгий, неповторимый и… неотвратимый.
Наконец, рыбка покрупнее полностью засасывает в себя рыбку помельче и замирает с открытым ротиком и выпученными глазками. Что-то внутри нее шевелится и булькает. Проходит некоторое время, и из полураскрытого рта рыбки начинает выбираться большая сытая рыбина, в которой несложно угадать прежнюю худенькую партнершу по рыбьему поцелую. Толстая и сытая, она не сразу, но полностью выбирается из пустой шкурки засосавшей ее подружки, от которой кроме чешуи, выпяченных губок и выпученных глазок не осталось ничего.
Вуаля!
Рыбий поцелуй завершен!

Для того, чтобы стать отцом, вовсе не обязательно иметь то, о чем вы сейчас подумали, и женщину. Вполне достаточно топора и говорящего полена.

Ударил ветер колоколом по сахарной голове. Загудел колокол от боли, уронил язык в землю. В голове ничего не шелохнулось, не дрогнуло, не отозвалось. Присох язык колокольный к земле. Одичал. Никого не узнает. Вертится слово на языке, а какое — само не знает. Сдул его ветер, унес в море. Зашептались волны морские, назвали слово колокольное, воспряло оно. Полетело оно в обратную сторону, стрижет крыльями воздух, полыхает на ветру, аки знамя небесное. Влетело в ухо колоколу, затрепыхалось в нем. И погасло без языка. И утекло в землю. Глубоко. Темно. Тесно. Просочилось слово в самую глубь. Стало там тверже твердого, острее острого, горячее горячего и вверх заструилось. Пронзило оно сахарную голову изнутри. Дрогнула гора. Развалилась. Выпал из нее язык колокольный, обжегся словом и ударил в колокол. Заговорил колокол, запел словом небесным. Разнеслось оно высоко-высоко по всему белому свету. И настал праздник!

Прихожу домой с работы, спрашиваю: «Секс был?!» Отвечают: «Нет. А кто это?» «Ладно, — думаю, — подожду». Сел, начал ждать. Уснул.
И снится мне развязный такой откровенный секс. Очень похож на шнурок от ботинка, но без него и орет громко. Я даже проснулся от неожиданности, а он исчез. Наверное, там остался.
Там хорошо: меня нет, делай что хочешь. Говорят же: «Хорошо там, где нас нет?..» Кого — «нас»? Я тут один. Приходи. Может, и секс заведется?
Говорят же: «Где двое, там и он заводится». Ишь, какой: заводной, оказывается. С ключиком…
Наверное, на долгоносика Буратино похож, у которого был ключик. Помнишь, ириски такие раньше продавались? Долгоиграющие. Сосешь ее и сказочку слушаешь про Мальвину, про Карабаса-Барабаса, про доброго старого Артемона. Хорошие конфетки были…

У одного молодого умного талантливого малопьющего красавца завелась неправильная жена. Так ему мама сказала. И жена с ней сразу же согласилась, только про все наоборот. Стали они втроем жить-поживать, душа в душу, в тесноте да не в обиде, пока мама не сказала, что как бы им расходиться пора, чтобы дети не завелись. Невестушка с ней согласилась и тут же разошлась. Да так крепко разошлась, что мамашенька сразу пятый угол в доме нашла. Широкий. Почти на всю квартиру. Без никого. Обрадовались молодые. Заняли мамин пятый угол. На детишек квартиру переписали. Оказывается, поздно уже насчет деток. Вот они, залетные, сами завелись — сразу двое. Бегают по столам да подушкам: бабушку под диваном ищут, за хвост ее оттуда выволакивают, неправильные такие. Закудахтала бабушка на внучат и снесла им яичко. Они из-за этого яйца так передрались, что их неправильная мама нажаловалась отцу, а тот сгоряча ушел из дома к правильным женщинам горе свое заливать, здоровье портить. Хотел было у них и вовсе жить остаться, да деньги кончились. А без денег они его в лицо не признали. «Не ты», — говорят. Вернулся красавец к родной жене да милой матушке, в дверь позвонил, а там детушки его оседлали и понеслись на нем в дикие прерии. Скачет папашка по диким прериям, ржет, мустанг необузданный, радуется свободе, пока близнецы его не пришпорят, как следует. Красота!

Люди говорят иногда о других людях: «туп, как дерево» или «глуп, как осел». На мой взгляд: совершенно неприемлемые сравнения. Каждый вид живых существ находится в своей системе измерений и, исходя из этого, имеет свою шкалу оценок состояния внешнего и внутреннего мира. У дерева — свое, у осла — свое, у человека — свое. Некорректно сравнивать разные вселенные, живущие по разным законам физики, химии и математики. Человек не мудрее муравья. Просто у муравья иная система оценок иного мира. Мира муравьев. И мы, люди, ни в чем не превосходим ни муравьев, ни ландышей. Просто все мы — другие.

Из психушки сбежали трое больных. Они летели на управляемых воздушных шариках над огромной желтой стеной психушки и нервно хихикали. Они бы давно перелетели ее, если бы не были нормальными сумасшедшими, но они были нормальными, поэтому летели вдоль стены и ждали, когда она кончится, а она все никак не кончалась. Они очень устали, проголодались и к обеду вернулись в свою палату. Их никто не ругал и не наказывал, просто каждому сделали укол. И все легли спать. Только воздух продолжал нервно подергиваться во сне, как будто его все еще щекочут три беглеца.

Вокруг дома шнырял ветер. «Где он?!» — кричали друг другу окна, — «Ты в лицо дуй! Нечего тут вокруг да около!» Но ветер опять выскакивал из-за угла и тут же скрывался за другим. Домашняя атмосфера накалялась. Снаружи было много ветра, но внутри всюду царил мертвый штиль. Он был беспробудно мертв, однако продолжал неудержимо стоять. Вещи в доме, глядя на все это, шевелились от ужаса, пытаясь скрыться от себя друг за другом, но у них это плохо получалось. Одна старая бестолковая табуретка попыталась уйти в себя через дымоход, но ее там заклинило на самом интересном месте. Глухие утробные стоны дымохода переполошили всю мебель! От страха она встала на дыбы, и дом решил, что пора уходить. Он попытался вырваться наружу и немедля застрял в дверях, в то время как снаружи за каждым его углом продолжал выскакивать из засады внезапный шальной ветер. Он сразу же подхватил несчастное строение и поднял его высоко в небо. Мебель тут же повалила изо всех домашних щелей и, счастливая, начала свободно парить в облаках, раздаривая окрестностям свои маленькие тайные сокровища: посуду, столовые приборы, обувь, шапки, расчески, недоеденные продукты, а также верхнее и нижнее белье…
Расставшись с содержимым, дом ощутил в себе легкость воздушного шарика и улетел туда, где живут безумно счастливые дома без мебели и нудных хозяев, которых как раз в тот день почему-то не было внутри… Кстати, именно этому обстоятельству они радовались больше всего, когда вернулись туда, откуда он улетел.
Только старая табуретка, застрявшая в дымоходе, так ни о чем и не догадывается. Ее сморил свежий проливной сон, в котором она, молодая березка, стоит на опушке леса и любуется серо-пегими облаками, похожими то ли на паруса в океане, то ли на чешую в небе…

Жили две души — душа в душу. Отправили их на медкомиссию. И выяснилось, что одна из них водоотталкивающая, а другая — снегозадерживающая. И дали им свидетельство о несовместимости. Приуныли добрые души. Решили напоследок с ветерком прокатиться. Покатались и опять живут душа в душу: свидетельство ветерком унесло.