Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерАлександр ВЕПРЁВ
В ДВУХ ШАГАХ ОТ ЖУРНАЛА «ДЕТИ РА»
ЛЕСНЫЕ БЛОХИ 41-го Верлибр в пяти верлибрах
I К обеду я проснулся. За окном по-прежнему пусто, возможно, где-то там, в небе, кружатся над городом невидимые стервятники инфекционной болезни. После ванной комнаты прошел в кухню, сел за кухонный стол и почувствовал себя не очень, ну не так, чтобы — совсем, а где-то — возле: стал бы и не стал бы… II После чашки кофе решил прогуляться. Вышел во двор. Рыжей собачонкой мне в ноги бросился ворох опавшей за ночь листвы. На детской площадке тоскливо скрипнули одинокие качели, а в соседнем дворе, будто на грани восприятия, вдруг зазвучала песня Шарля Азнавура: Une vie d’amour… Не спеша, сделал прямоугольный круг вокруг дома, присел на лавочку возле. Похорошело. Птички поют! Так поют, будто нет в мире беды, не гибнут люди в горячке пандемии Коронавируса. И нет войны, которая не далеко… III Вспомнил своего деда, он воевал под Москвой зимой 41-го, и его короткий рассказ о том, что когда он просыпался в снежном окопе на мерзлом лапнике и расстегивал шинель — с полы шинели смахивал на снег кучу лесных блох. Наверное, этим лесным насекомым было гораздо проще жить в солдатских шинелях, чем в лапах бескровных деревьев. IV Когда батальон деда пошел в атаку чтобы выбить фрицев с занятого ими рубежа, на ж. д. станции около леса, вместе с батальоном шли в атаку уцелевшие лесные блохи, которые сидели где-то в полах солдатских шинелей и, возможно, кричали свое мизерное блошиное «ура», направляя острые носики в сторону фрицев… V Потом я вспомнил про бутерброд, который не стал есть, и направился в свой жилой кабинет, точнее — на кухню, чтобы записать эту историю в тетрадку, почему-то думая о тех лесных блохах которые, теперь, наверное, гордятся тем, что сыграли исключительно важную роль в деле разгрома нацистов под Москвой. БОМЖАЦКИЕ СТИХИ, ПАРОХОД «БУНИН»,
ИЛИ УМНЫЕ ПАЛЬЧИКИ Верлибр в пяти верлибрах
I Однажды, где-то в 90-х годах прошлого века, сидя за феерическим столом в компании бизнесменов и будущих бизнесвумен в комфортабельном ресторане, похожем на пароход «Бунин», я с гордостью продекламировал стихотворение одной современной поэтессы «Над Вологдою северные ветры раскачивают галочьи жилища, II и до полуночи не умолкает несметных стай тревожный переклик. Как пасмурно… Сквозь снег вода сочится, и окна поликлиники черны. И только ненаглядный храм Софии на косогоре борется со мглою… В какую осень, ах, в какую осень причаливал поэт, теперь погибший, на мглистый берег родины своей… И девочка в заштопанной кофтенке несла из магазина сетку с хлебом…» III Новая русская дама, сидящая напротив, постукивая тонкими проницательными пальчиками по свежей скатерти феерического стола, с тоской заметила, что стихотворение хорошее, но бомжацкое. Так и сказала — бомжацкое. И все. IV Я не знал, что ей ответить и промолчал. Лишь на следующий день ранним утром, рассматривая напомаженное широкоротое солнце в округлом оконном проеме комфортабельной каюты, я вдруг подумал, почему бы не составить антологию Русских бомжацких стихов 90-х годов XX века. V Это воспоминание до сих пор витает над моей головой, но я точно знаю, что данное составление мне не осилить. Как никогда не вернуться в тот феерический ресторан, похожий на пароход «Бунин», где по свежей скатерти гуляли умные пальчики… ПРО КРОКОДИЛА И ЕЖА
Гетероморфная матрешка
I Гуляю по парку с палочкой, топ-топ, а маленький мальчик тычет мне в спину лопаточкой и говорит своей маме: «Мамочка, смотри этот дедушка — знаменитый писатель! Он сочинил сказочку про крокодила Гену». Я иду и как будто не слышу, а сам доволен и счастлив, хотя ни про какого крокодила я отродясь не писал и, скорее всего, не напишу. Разве что про ужа с ежом… между парком и гаражом. Хотя, признаться, и это будет не мое детище… II Цок-цок-цок… А впереди идет цокочка! И теперь я тычу ей вслед палочкой: — Деточка, а не подскажете, как пройти в библиотеку? — А она даже не оборачивается, будто не слышит. Идет вся довольная с ног до головы, словно дали ей ипотеку… И сапожки у нее под цвет юбочки, и юбочка — под цвет сапожек… Сумочкой помахивает, попочкой (сама себе) подмахивает… Идет во всем новом… На всем готовом. Знает разве что про ежа… Точнее — про ужа. Между парком и гаражом… Да и черт с ним, с этим ежом! КРЫША
Четыре верлибра в одном верлибре
I Летит по небу крыша, за крышу держится двумя руками дедка, он увидел, что крышу дома ураганным ветром сносит, вцепился в нее и держит изо всех сил, чтоб она не улетела. Да вместе с крышей сам взлетел: «Ы-ы-х!». II Летит по небу крыша, за крышу держится дедка, за дедку держится двумя руками бабка. Она увидела, что дедку вместе с крышей уносит, вцепилась в дедку, да сама вместе с крышей и дедкой в небо взлетела: «О-ох!». III Летит по небу крыша, за крышу держится дедка, за дедку держится бабка, летит и кудахчет: «Отче наш, Иже еси на небесех!». За бабку двумя руками держится внучка. А за внучку — Жучка. А за Жучкой — кошка. А за кошкой — мышка. IV Летят они, летят по ураганному небу, изо всех своих сил друг за дружку держатся, летят, летят, летят… но улететь не могут. «Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь». ВОЛКИ
Два верлибра в одном верлибре
Часть первая. БАБУШКА В детстве видел в тайге двух волков. Мы пошли с бабушкой по ягоды. Волки вышли к таежной дороге и остановились за большим придорожным кустом. Серые, лохматые и большие. Они смотрели в нашу сторону. Один волк смотрел поверх куста, а другой, пригнувшись к земле, смотрел, как мне тогда показалось, прямо мне в глаза и о чем-то думал. Этот волчий взгляд, точнее — два острых волчьих глаза, похожие на блеск двух далеких звездочек, я до сих пор помню. Часть вторая. ДЕДУШКА Дедушка сказал, когда мы вернулись в деревню, что летом волки сытые, их не стоит бояться, но мы правильно сделали, что не пошли дальше, а вернулись домой. — А другой дороги и не было, — ответила бабушка. В деревне было домов двадцать, а жителей четверо: дедушка с бабушкой да я, а на краю деревни в покосившемся доме — горбатая баба Повалиха, похожая на бабу Ягу. Дедушка рассказывал, что иногда Повалиха носила в тайгу еду и там ее оставляла прямо на земле, вроде как для голодных зверушек. А зимой дорог, вообще, не было. Дома в деревне заносило снегом по крышу. Дедушка ходил на охоту на лыжах, бабушка хозяйничала по дому и на крытом дворе, а я сидел в доме. ВЗРЫВ
Верлибр в трех верлибрах
I Осенью 1982 года в Кирове проходили Дни литературы. Писатели выступали на торжественном вечере в областной филармонии, среди которых была Юлия Друнина, поэт-фронтовик. Помню, как она вышла на сцену в солдатских сапогах, блестя элегантными голенищами в лучах всесоюзной славы и почета. Правда, потом из разговора я узнал, что ее сапоги были не совсем солдатскими, что-то наподобие – офицерских: точнее — друнинских, сшитых по ее личному заказу. II Когда Друнина прочла «Я только раз видала рукопашный...» — зал взорвался аплодисментами. Таких оваций, такого взрыва эмоций я больше никогда не видел и не слышал, сравнимых разве что с взрывом газопровода, похожим на волшебный огненный столб, сохранивший в себе живые души сгоревших пожарников, который однажды во время школьной практики в совхозе нам пришлось лицезреть всем классом… III Года через два — из истории краеведения — я узнал, что раньше на месте той самой Кировской областной филармонии, где проходили Дни литературы, стоял Александро-Невский собор, который в 1937 году как памятник архитектуры государственного значения по настоянию президиума горсовета и облисполкома с разрешения ВЦИК* был исключен из списка охраняемых государством и… взорван на кирпич. * ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет) — высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган государственной власти РСФСР с 1918 по 1938 год.
ЖУКОВ И МЕДВЕДЬ
Два верлибра в одном верлибре
Часть первая. ЗИМНЯЯ БАЙКА Рассказ или байка про маршала Жукова заключалась в том, что маршал, повстречав на зимней лесной дороге свирепого медведя, закричал ему: — Сто-оять! — Медведь, испугавшись громогласной командирской команды, встал на задние лапы... И, помешкав немного, отдал честь маршалу Победы, как подобает по уставу бесстрашному русскому воину, приложив лапу к голове, покрытой головным убором — шапкой-ушанкой с армейской звездочкой. Часть вторая. ЛЕТНИЙ РАССКАЗ Рассказ или байка про маршала Жукова, заключалась в том, что Георгий Константинович, повстречав в лесу свирепого медведя, закричал ему: — Сто-оять! — Медведь, испугавшись громогласной командирской команды, встал на задние лапы... И, не мешкая, отдал честь маршалу Победы, как подобает по уставу бесстрашному русскому воину, приложив лапу к голове, покрытой головным убором с армейской кокардой. ПУСТЫЕ СТРАНИЦЫ
Два верлибра в одном верлибре
I Даже если в книге ты видишь одни пустые страницы, это не говорит о том, что книга несодержательная и бессмысленная, может быть, случится так, что текст со временем появится, по мере твоего взросления… II Даже если ты видишь в книге одни пустые страницы, не торопись книгу выбрасывать или бросать в печь, может быть, случится такое, что книга начнет говорить, и тебе не потребуется ее читать… ВСЕЛЕННАЯ
Два верлибра в одном верлибре
I Библиотека чем-то напоминает вселенную, поскольку с каждым прочтением книги понимаешь, что жизнь человека слишком короткая. II Библиотека со вселенной схожа еще и тем, что на каждую прочитанную книгу, как на открытую звезду во вселенной, приходится тысяча непрочитанных и несосчитанных. МАТРЕШЕЧНОЕ,
ИЛИ В ДВУХ ШАГАХ ОТ ЖУРНАЛА «ДЕТИ РА» Верлибр в тринадцати верлибрах
Владимир Владимирович,
разрешите представиться! А. Вознесенский I
Андрей Андреевич, позвольте представиться. Все неслучайное происходит как бы случайно — я придумал матрешечный вариант русского верлибра. О, его величество Русский верлибр! Жабры рифм спрятал, многие удалил. Это же не Ихтиандр, человек-амфибия, чтобы дышать и перемещаться под водой. II Матрешечный верлибр — это намного шире, чем гетероморфная ориентация стиха. Может быть, это вершина антропогенеза расписного куриного яйца, из которого однажды вылупилась женская голова… (как прообраз матрешки). Это — плод литературного эксперимента, о возможности которого писал советский филолог-медиевист и фольклорист Ярхо. Это, если отнести к содокладу, образ нашего матрешечного мира: поле, небо, лес, река… (Река в лесу, лес в поле, а поле — в небе…) Любой гениальный текст начинается, по Сократу, над листом бумаги, а не на… III Нас мало, стиховедов, дорогой Андрей Андреич, знамя верлибра поднимающих ввысь. Как это у вас в песне моряков: «Нас мало, нас адски мало, а самое главное, что мы врозь…» Куприянов, Орлицкий, Вепрёв… Словоеды, косноязычные лихари, мастера словесного жира, жора, жаркой выпечки; словом одним подожжем что хошь! Кого не вспомнил — вспомню во второй песне, или следующей версии. Прошу понять. (Рекламное место свободно, можно купить!) Остальных верлибристов — множество. Всех не упомнишь. Открыл крышку компа — пиши что хошь! IV Дело, конечно, хорошее, как «Хорошо» и «Плохо». Давайте помечтаем о воскрешении поэта-бунтаря, что бы он теперь писал, когда куль гонорара — с горошину? Планов и дел у нас — выше крыши. Выше крыши, Андрей Андреич, выше… неба. До сих пор говорят о влиянии Европы, но это не совсем верно. Выше нёба — шучу — локтя, лобка, ягодиц… Все выше и выше… к «Слову о полку Игореве». Многие думают очень просто (перефразирую Маяковского): сел на верлибр своим задом — и катись… К поэзовой матери! V Нынче время такое, как «Не выходи из комнаты…». Сижу в четырех стенах, склонившись над ноутбуком, будто молюсь черному квадрату Малевича. Это вам, конечно, не стадион, где зрителей тыщи, но и сейчас аудитория порой зашкаливает. Только ее не видно. Все живут, не выходя из комнаты. Сажают — кто огород виртуальный: репу, капусту; кто высаживает райские яблони… Каждый находится в своей скорлупке, песенке, лодочке, пока эта скорлупка-лодочка-песенка не утонула в быту. VI У меня в голове живет нудная птица. Птица утром просыпается и начинает пускать трели... Когда я выхожу на улицу, птица вылезает из головы и сидит на моей шляпе, продолжая издавать замечательные трели… Возможно, она думает, что моя голова — это небольшое кипарисовое круглое дерево, хотя кипарисы не бывают круглыми. Но птице это совсем не важно. Ей важно жить в моей круглой кипарисовой голове и по утрам пускать кипарисовые трели... (Но я, как Жак Превер, ее не убью. Или как там у вас — выпущу птицу!) VII Валерий Брюсов, опираясь на изучение западного верлибра, выделил две его разновидности, …ю а майн френд, «свободные стихи французского строя» и «свободные стихи немецкого строя». Американским строем ходил гений американец Уолт Уитмен, правда, никто этот строй не выделил — хотя нет, постойте! американский верлибр относят к литературе битников. (Но это не совсем верно.) VIII Я предположил о «свободных стихах русского строя», где каждая часть свободного, выделенного стиха (точнее верлибра) — является самостоятельным произведением; то есть любая из его частей может существовать отдельно. Как, впрочем, наше матрешечное Содружество Независимых Государств — подарок эпохи, продиктованный распадом СССР. Читайте мой трактат, проеденный научными червями «КиберЛенинки». IX Схожая форма матрешечного верлибра встречается в творчестве Михаила Кузмина (не совсем точно), Максимилиана Волошина, Николая Рериха, Геннадия Айги (это точно) и других. Знаю, что в ближайшем будущем Бубнов не будет спорить с Орлицким, противопоставляя гетероморфному стиху — интегральный стих, поскольку, матрешечный стих русского строя вберет в себя и то, и другое… И ваши, Андрей Андреевич, видеомы тоже, похожие на метаверлибр, (согласно концепции метаметафоризма Кедрова). X Все, конечно, в жизни повторяется… Вот сегодня Роскомнадзор во время трансляции МУЗ-ТВ увидел не двух влюбленных членов ВЦИКа, а двух артистов-мужчин нарушителей по пропаганде ЛГБТ-ценностей. Мы с вами тоже, пожалуй, в одной шхуне, которая называется «АВ…». Остальные буквы отпали во время шторма. Это я пишу стишки пиита с ФИО, начинающейся на «АВОСЬ». Вы биолог стиха, а я — ботаник верлибра. Одно удручает — читаю плохо, в отличие от вас, как герой исчезнувшей поэмы «Плохо». XI С точки зрения ораторского искусства — у меня невнятная речь и хромающая дикция, картавый тенор, почти как — это мной говорится или белеется… Ничего не поделаешь — соответствую духу времени. Зато, как у Гагарина, давление 120 на 80. Могу в свои шестьдесят пробежать километровку… Помню в школьной юности Таню Чайковскую, одноклассницу, ударницу, спортсменку, красавицу… Она говорила, удивляясь тому, что с16-ти лет я в газетах печатаюсь: «Ну, какой же ты Вепрев, когда ты Саша Вепрёвский. Звездинский, Циолковский…». Наверное, нравился. Вёпрев, Вепрёв, Вепрёвский… Но как ни назови — получается Вепрев! XII Андрей Андреевич, дело не шуточное, вы — там, а я — отсюдова обращаюсь к вам сквозь десяток лет. Вы тосковали по поэтическому сыну класса ТУ-144 и 707 «Боинга», но если не ТУ-144 и не «Боинг», если не соловей-разбойник, так хотя бы — рыцарь верлибра! XIII Я превратил жанр верлибра, как пишут критики, в своеобразный поэтический «щит и меч» и меня называют рыцарем верлибра! Дело, конечно, хорошее, как «Хорошо» и «Плохо», но не рыцарскими доспехами блистаю, я демонстрирую его — верлибра — искусность и силу. Ну а теперь, когда случай представился, не взыщите за мой размах нобелевский, Андрей Андреевич, позвольте пристроиться. Вепрёвский. 2021
Москва — Сочи ________________________________________________
Александр Вепрёв — поэт. Родился в Кирове в 1960 году. Служил в авиации Черноморского флота в Крыму. Окончил Вятское художественное училище им. А. А. Рылова. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Нева», «Зинзивер», «Юность», «Журнал ПОэтов» и др. Автор многих книг стихов. Член Союза писателей России, Союза писателей XXI века. Живет и работает в Ижевске и Сочи. |