![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерИнтервьюЕкатеринбургскому поэту Андрею Санникову вот-вот исполнится пятьдесят. Культовый персонаж, чья поэзия стала надежным «учебником нонконформизма» для нового поколения стихотворцев, Санников встретился со мной в екатеринбургском заведении «Ганс» днем. «Вечером здесь балаган с воплями» — сообщил Андрей, разливая зеленый чай в наши чашки. Официант принес цукаты в вазочке для меня и замысловатую (вероятно — персональную) пепельницу для собеседника. Санников хмурясь, выключил мобильный телефон, закурил и кивнул мне — мол, начали!
Андрей Санников:
«Поэт — это человек, совершающий подвиги!» — Вы несколько лет ведете поэтический семинар. Чему Вы учите своих семинаристов?
— Многому. Но главное — тому, что с данным тебе даром нужно жить. Жить, понимаете? Как с горбом или крыльями. Не унывая, бесстрашно, день за днем. — Расскажите об «Уральской поэтической школе», одним из основателей которой Вы являетесь. — Основателями УПШ являются Виталий Кальпиди и Слава Дрожащих. Меня они в середине восьмидесятых разыскали и обняли — буквально! И объяснили мне, кто я такой. А УПШ — да, важнейшая часть нынешней русской словесности. Думаю, что треть, если не половина лучших нынешних поэтов — сформированы именно УПШ. Такая мутация мощнейшая!.. И влияние это все время нарастает и нарастает. Как гул. — С возрастом Вы стали писать по-другому. Не имею в виду «лучше-хуже» а то, насколько заметно изменилось внутреннее «устройство» Ваших стихотворений. Ведь, скажем, «Юношеские стихи»… — Которые какие-то дебилы объявили поздней мистификацией. — Да-да, приходилось читать об этом. А это действительно было написано Вами в 17 лет? — Да. В 17, в 18. В 20. — Невероятно! Невероятно... Но «Юношеские стихи» очень отличаются от стихов периода книги «Прерафаэлит». А книга «Луна сломалась: легкие стихи» просто радикально иная, чем «Подземный дирижабль». «Подземный дирижабль», мне, кстати говоря, нравится больше всего. Почему происходит эта эволюция? — Мне-то больше всего нравятся теперь «Ангельские письма». В них довольно много света и мало обиды. Про эволюцию… От книги к книге я меняю, скажем так, метод «изложения», но все мои стихотворения друг на друга похожи. Как люди одной расы. — А правда, что издание Вашего «Прерафаэлита» в девяносто девятом году финансировалось уралмашевским «сообществом»? — Финансирование — да, ОПС «Уралмаш». — О Вас говорят, как об уникальном явлении, называют каноническим автором, лучшим поэтом поколения… — А также агрессивным хамом, графоманом, литературным мародером. Без похвал и похвальб давайте обойдемся. — …И при этом Вы почти демонстративно не принадлежите к литературной среде. Вас нет на конференциях, симпозиумах, Вы никуда не выдвигаетесь и т. д. Почему? — Литература меня вообще не интересует. Я эгоистичен и угрюм. Мне лишние знакомства ни к чему. Меня интересуют стихи. Это как в церковном приходе — у одних прихожан отношения со старостой и казначеем, у других — с Господом Богом. — Подходя к своему пятидесятилетию — наверняка какие-то оценки себе выставляете? Сколько написано, хорошо ли написано, услышано ли, понято ли теми, кто «снаружи», оказано ли влияние? — Понятно, да. Ну вот утром в прихожей, спросонок, человек хлопает себя вот так по карманам — ключи взял, деньги взял, телефон взял, а! — документы! — фу ты, чуть не забыл. И тут так же, да? — А влияние-то, влияние — чуть не забыл оказать!.. Глупости это. И суета. Надо совпадать со своими стихами настолько, чтобы такие вопросы тебя вообще не интересовали. — Но ведь влияние-то Ваше… — Да не влияние это, а облучение такое, радиация! Вот с фатально облученным человеком рядом побудешь — и у тебя лейкемия будет. И тут так же. Сходство у поэтов «младшего поколения» образных систем, мифологий, поэтической техники, интонаций с моими — не результат подражания или заимствования, а, скажем так, общие симптомы для «облученных». Не я причина этого сходства. Я просто так же болен, как они. — Постойте, но, получается, сочинение стихов… — Записывание! — ?! — Нормальный поэт не «сочиняет» стихи. Он их слышит, записывает. — Что значит — нормальный поэт? — Нормальный поэт — это значит: эхолалия, визионерство, измененные состояния. Т. е. нормальный поэт нормальным человеком во время стихов как раз не является. — Подождите, т. е. он неадекватен? — Ну что за чушь! Нельзя же на цаплю пальцем показать и заявить — «о, она неадекватна! Летает и ноги длинные! И лягушек ест!» — Но поэту — трудно среди обычных сограждан? — Да он счастливее их всех! Все эти разговоры про то, что «поэзия — тяжелый изнуряющий труд» очень глупы на самом деле. Никто же не говорит, например, что секс — «это тяжелый изнуряющий труд»! Вот лезет влюбленный идиот по ржавой водосточной трубе на четвертый этаж к ткачихам в женское общежитие — это что, тяжелый изнуряющий труд? Да? Ну, по большому-то счету — да. Тяжело же лезть. Но — эйфория? Да. Невероятная. Вообще же, если серьезно — поэзия является одним из ослепительнейших, мощнейших наслаждений. Запомните это. Поэты — счастливцы. — У нас с Вами неправильное какое-то интервью получается. — Ну, т. е. — без ритуальных официальных. А Вы просто по Вашему блокноту вопросы зачитывайте, а я отвлекаться не буду. — По Вашему мнению — почему современная русская поэзия в упадке? Поэтическое слово исчерпало себя? — Русская поэзия сегодня находится в цветущем состоянии. Дальше. — Вы серьезно? — В абсолютно цветущем состоянии. Русская поэзия появилась при Ломоносове. Ей лет двести пятьдесят. А китайской — в двадцать раз больше. А германской — полторы тысячи лет. А арабской. А итальянской. А — и т. д. Русская поэзия — подросток, даже отрок. Какой упадок, какая исчерпанность?! У нас сейчас одновременно около тридцати-тридцати пяти поэтов первого ряда, понимаете? От Сосноры до Чешевой. Феноменальное время! В пушкинскую-то пору первоклассных поэтов было хорошо, если четверо… — Почему поэзию мало читают? — Кто? Вы? Я? Дворник Фарух? Путин? Кто? — Но в 60-е поэты собирали стадионы и выходили стотысячными тиражами! — Очень хорошие поэты, между прочим!.. А Пушкин при жизни выходил — экземпляров двести. Хлебников — двадцать. И что? К качеству поэзии тиражи и стадионы отношения не имеют. А про читают — не читают... Вы перестаньте уже о якобы несчастных нечитателях поэзии заботиться — у них все нормально. Вообще — перестаньте оптом жизнь обдумывать. Стремитесь к подробностям, ладно? Дальше. — Поэт в современной России по-прежнему больше, чем поэт? — О, Господи! Вас это действительно интересует?.. Ну, ладно, тогда потерпите, расскажу. Поэт — это человек, совершающий подвиги, понимаете? Поэты (нормальные поэты) создают сущности, которых до этого не было. Стихи (вне зависимости от длины текста) — это такие громадные предметы, это ландшафты. Поэты изменяют равновесие, плотность, прозрачность происходящего в мире, подземные материки перетаскивают с места на место! То, что сделали Боратынский или, например, Божнев — бо́льшие последствия имеет, чем Саяно-Шушенская ГЭС. Поэтому, да — поэт больше, чем поэт (типа литератор). Но это — везде, при чем тут «в России»? Вон Сэндберг в США. Вон Блейк или Шелли в Британии. Просто один человек с 12 этажа прыгает, а другой с табуретки. Они что, коллеги?!. Беседу вела Анна САПЕГА,
февраль 2011 года, Екатеринбург |