Свежий Номер

№ 1 (75), 2011

Предрассветная музыка «олди»,
А за музыкой — блеф, смехачи.
Твой Берлин просыпается в полдень.
Твой Берлин оживает в ночи.

Предначертанной стенки картина —
Как сует на двоих дележа —
На экране ночного Берлина
С восемнадцатого этажа.

Стенки нету. Растаяла. День же!
Ты в семейном погрязла борще.
И тебя будет меньше и меньше
В том Берлине. Да и вообще.

Каждому — в нише, —
Гоже не гоже.
Надо быть выше,
Надо быть строже.
Спесь неуемно
Мечты накаляла.
Каждому — стремно,
Каждому — мало.

Я почти отрубилась от дел и от лир,
И в окошке застывшего кадра
Улетает Алиса в обманчивый мир
Светотени, бурлеска, театра.

За Алисою — вся королевская рать,
Ей всегда порезвиться охота,
Мне осталось Алису всего лишь догнать,
Чтобы вычислить скорость полета.

Почесать за макушкой, проникнув в обман,
И за ушком — котяру чеширского,
И уснуть под журналом «Сибирский шаман»,
Ошалев от шаманства сибирского.

Какие недуховные стихи!
В картинках каверзности ушлой, тошной, прошлой.
Вплетаешь в фенечки словесной чепухи
Элементарные сюжеты жизни пошлой.
К обеду, обрабатывая блог,
И сдерживаясь, избегая мата,
Напишет Бог, глазея в свой бинокль:
«Вы все еще тинейджеры, ребята».

Печальные, как дети,
И в музыке сакральны,
Они живут в инете
И оба виртуальны.

Отлитые из меди
И зигмундовских снов,
Им нравятся медведи
С далеких островов,

Спешащие по кругу
Там, где планеты вертятся,
Они семья друг другу,
Но никогда не встретятся.

Выстроить гуськом в монтажный ряд
Памяти стандартные нарезки:
«Старбакса» горячий шоколад,
Полуночной дочки эсэмэски.
Скованность моя во взмахе век, —
Встретились, не ссорясь и не споря.
Запахи кармических аптек,
Аромат космического моря.

За поворотом — несчастные дети.
В полной растерянности
Возвращаются с речки.
Они растеряли любовь
К золотой рыбке.
Которая их подвела под один
Знаменатель.
А каждому надо было свое,
По заказу.
Из рыбьих хорум
И из рыбьего каталога.
Но рыбка сказала:
«Вы все для меня едины».
А это лишь значит,
Что тварь никого не любит.
А в пене морской
Притворялась, гадюка,
Теплой.
И била хвостом по воде.
Оказалось, щучьим.
Несчастные дети
Получат от рыбки
(каждый)
Воздушный баллон,
То есть шарик.
И взгляд прощальный.

Мне подсказан был этот стиль
Еще в раннем детстве.
Стиль, который Карнеги
Посчитал бы хамским,
Сплюнув через левое плечо.
Он сказал бы: «По этой девочке
Плачет музей амстердамский.
Или похуже чего еще».
А если уж музей — то не Тюссо, конечно.
А тот, который в Праге, у Карлова моста.
Зайдешь туда, ужаснешься,
И шок останется кромешный.
Слетишь по ступенькам
Прямо в сувенирные места.
Углубляясь в себя,
Перебирая сувениры,
Вспомнишь, что ты уже когда-то
Была на костре.
И на дыбе висела,
И сидела на том устройстве,
Которое втыкало в тебя гвоздь,
Оставивший шрам на ребре.
То, из которого тебя высекли,
Вырезав одно ребро у него.
А теперь ты устроилась
На своих выселках
И заедаешь крем-брюле пирогом.
А то, что украла,
Загнав в спамы,
В случае чего — решила стереть.
Порыдаешь на плече у мамы —
И станет легче.
И даже не захочется умереть.
Мир улыбнется тебе
Сквозь недоверстанные журналы,
Но это улыбка Джоконды, —
Растворится в сети.
Ты подумаешь, что ничего не поделаешь.
И даже если давно устала,
То тебе еще идти и идти.

Исследуя пороги боли чужой,
балансируя на грани ступенек,
Можешь свалиться с лестницы,
Прямо на мраморный пол
Души, попытавшейся
Мрамором греться.
Ударишься так,
Что вставать будет тяжко,
С переломанным нежным ребром
У подвздошной пазухи.
Ребро твое — вывод,
Смешавшийся с прерванным
Вздохом,
Из которого Еву
Создать не удастся,
Не-до-воплощенность момента
лишь в том,
что до Евы уже не добраться.
А ты повторяешь:
«Не жалко».
И пальцы в крови на ребре.

Не до трепета больше,
Не до
Осторожности,
Чтобы всласть коготку
Поцарапать невежд.
Маета неприятия
И невозможности
Отпивать по глотку
От бадяги надежд.
Балансировать на
Обреченности кантике,
Чтобы чью-то любовь
Ощутить сгоряча
Карамельки остатком
На скомканном фантике,
Опускающемся
В па-де-де от плеча.

Насобирала
камешки
на море
куриные божки
так много
и находила все подряд
15 штук
потом
сказали мне
что даже и один найти
большая редкость
А в заключение
попался камень
в форме сердца
потом забросила куда-то
все морское
а отыскала
только что.

Я ступала туда
Легко. Но где ты был?
Южный ветер вчерашний,
Будто музыки шорох.
Лета — спутник планеты
Юпитер
Тайно мне посылала сигнал.
Ева на подоконнике
Бога ждала,
Яд держала в руке.
Отключалась от
Быта, лицо протирала.
Истребляла себя
До судного дня.
А я и не знала,
Ей-богу, что
Радостно ей
Умываться бессмысленной влагой
Неудавшейся
Деланной жизни.
А что там сегодня в кино?
Но и там, как ни странно,
Любовь.