Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерИгорь ПАНИН
УСТАНЕШЬ ВЫВЕРЯТЬ СЛОВА И СТРОЧКИ
МАСТЕР Легко творить, когда еще наивен
и ремесло свое постиг едва; дрожишь безвольным прутиком на иве, не думая, что спросят за слова. И напевая самое простое (которое — и суть, и глубина), блаженствуешь у Музы на постое, пока что память не замутнена. Но стоит только раз дойти до края и заглянуть в себя, как в тот сосуд, где демоны, горя и не сгорая, тебе пророчат небывалый суд, почувствовать, что крах таится рядом, и, может быть, давно произошел, — как ты уже отравлен этим ядом, и камень на душе твоей — тяжел. Тут не придется думать об отсрочке — сомнения умножатся, свербя. Устанешь выверять слова и строчки, но не оставят демоны тебя… Никто теперь проклятия не снимет; издерган затянувшейся борьбой, смеешься упоительно над ними, смеешься неохотно вместе с ними, или они смеются над тобой. АЭРО<ФОБИЯ>
«Поддержи нас ветер, подержи», —
прошептав, глаза закрыл я… Пусть сойдут нам эти виражи с гибких рук, точнее — с крыльев. Время скоротать поможет мне верный джин (не путать с джинном), только бы не ямы, только б не пить сейчас неудержимо. Страхам перелетным нет конца; опасаясь катастрофы, изменившись мордою лица, сочиняю эти строфы. Двух небитых за меня не дашь — больно странен, слишком жалок. Да когда мы сядем, да когда ж?! Мне всю душу прожужжало. Джин в бутылке плещется едва, джинн до времени таится. Верю я в защитные слова, как ребенок — в небылицу. И пока уверенный пилот направляет нас сквозь тучи, там, внизу, среди глухих болот корчится шаман в падучей, — насылая порчу и тоску, проклиная чудо-птицу, он стучит, кричит в моем мозгу, уничтожить нас грозится. «Поддержи нас ветер, подержи», — отбиваюсь я, глаголя. Нынче нет во мне ни капли лжи, но порядком алкоголя. А надменный джинн, коварный дух, спрятался в пустом сосуде, — не выносит нервов, показух, по его повадкам судя, не желает затевать скандал, не находит в спорах проку… Ни за что, бедняга, пострадал — заворачиваю пробку. Но нехватка воздуха уже так не душит, не тревожит; я пока еще настороже, но готов оставить вожжи. Даже жалко, что и в этот раз зря старались злые силы, ничего фатального у нас, — далеко беду носило. Знали бы, летящие со мной, кто отводит все напасти, — хоть бы и разбитый, и хмельной, — не дает никак упасть им. И выходит, я не лыком шит, тает паника тупая. Подустав бояться и глушить, незаметно засыпаю. * * *
Хватаю воздух удивленным ртом,
от долгого кошмара просыпаясь: и потолок непрочный, как картон, и даже стены толщиною с палец; свернулось одеяло в жесткий тюк, от ночника в глазах пылают пятна… Вот так заснешь однажды — и каюк, надеюсь, сон привидится приятный. Домысливать не буду ничего, я сам себе провидец и оракул. Меня не защищает божество, но хоть не гонит к черному бараку. А хорошо, что впереди покой, стирающий душевное увечье. Лежишь, утихомиренный такой, но хочется, чтоб все по-человечьи. Чтоб памятник, приличные цветы; да черт бы и с цветами, в самом деле. А главное — вот чтоб без суеты — запомнили потомки и радели. …Пусть этикет и будет соблюден, — о нас недолго выдастся радеть им. Не страшно, что когда-нибудь уйдем, весь ужас в том, что смертны наши дети. * * *
Серая мгла — по мураве.
Осень ползла как муравей, не торопясь, шарясь кругом… Хлюпала грязь под сапогом. Я прибежал — тонок и мал. Кто от ножа там умирал? Вечер погас, ветер затих, но не для нас и не для них. Что за бичи, что за дела? Бились в ночи, юшка текла. Мы, детвора, ждали чудес, но не игра — жуткое здесь. Вот они, вот; все нипочем: финкой в живот, в лоб кирпичом. Кто в лопухах тихо стенал? Ширился страх, словно стена. …Зубы стучат. Ближе они: «Этих сучат на хрен гони!» Вот и летим мы по домам — без хворостин, окриков мам. Лучше не знать, что там и как… Стен белизна, сдавленный мрак, спать бы пора, и набекрень — смотрит с ковра — добрый олень. Баюшки-бай, завтра менты скажут: «Вставай, видел же ты…» Утро мудрей. Бойким дождем, скрипом дверей я пробужден. С ночи свежо — смыло следы боли чужой, чьей-то беды. Столько концов в лужу — бултых; нет мертвецов, нет понятых. Выберусь я из одеял, ждут же друзья (кто б устоял?), и, осмотрясь, — к месту бегом. Хлюпает грязь под сапогом. В полной тиши верю глазам — нет ни души. Только из-за… из-за угла — сорок сорок. Осень ползла через порог. * * *
Страхов моих конвой
взмахом рассей. Не дорожу канвой повести сей. Не говорю о том, что не сбылось. Это плохой симптом — тайная злость. Видишь, каков финал — темный тупик. Кто меня здесь догнал, живо настиг? Солнечное тепло грянет в четверг. Где мой былой апломб? Сам все отверг… И от себя устав, и от других, новый пишу устав, множа круги. …Стылая боль, а с ней — снова к врачу. Мог бы сказать ясней, но промолчу. Игорь Панин — поэт, публицист, литературный критик. Родился в 1972 году в Воронежской области. В конце семидесятых переехал с семьей в Грузию, где окончил среднюю школу и Тбилисский государственный университет (факультет филологии). Автор нескольких книг стихов, публиковался в журналах «Континент», «Дети Ра», «Крещатик», «Дружба народов», «День и Ночь», «Нева», «Зинзивер», «Сибирские огни» и др. С 1998 года живет и работает в Москве. Долгое время возглавлял отдел поэзии в «Литературной газете».
|