Он морщится, услышав слово «коллекционер», предпочитая называть себя «собирателем». Интеллигентнейший человек, литературовед, обладатель нескольких тысяч картин и гравюр художников-эмигрантов из России, Ренэ Герра и сегодня продолжает пополнять свое собрание. В 2017 году увидела свет очередная книга, посвященная культурному наследию Зарубежной России.
Книга состоит из двух разделов: «Русская литература в изгнании» и «Русское искусство в изгнании», в которых воскресает уникальная картина бытия: целый пласт русской культуры, почти семьдесят лет скрытый от нас за железным занавесом. Белые эмигранты «первой волны» лишились российского гражданства, их книги в советской содержались в спецхранах…
Ренэ Герра приложил огромные усилия, чтобы собрать и сохранить все то, что имеет отношение к культуре и литературе Зарубежной России. Спасти не только от забвения, но и от гонений, от превратного отношения, свойственного новому времени. Еще четверть века назад мы говорили: «великая октябрьская социалистическая революция», сейчас говорим — «октябрьский переворот». Что мы будем говорить завтра?.. Между тем, культурное пространство, взлелеянное Ренэ Герра, выходит за пределы той исторической реальности, которую представляет. Молчаливые свидетели веку своему — подлинники книг, дневники, фотографии, письма — не только обеспечивают культурную преемственность поколений, отражают исторический опыт, сохраненный в анналах социальной памяти, но и способствуют культурному развитию современного общества.
Александр Сенкевич в предисловии к этой книге пишет об авторе: «Ренэ Герра воплощает собой тот предполагаемый, но несостоявшийся в массовом воспроизведении психологический тип человека, который неминуемо сложился бы в результате слияния России и Франции в одну этнокультурную общность». Удивительная личность! Беззаветно влюбленный в Россию, страстный, энергичный и немного пугающий. Человек, который знает о русской зарубежной литературе практически все, вызывает смешанные чувства. Уважение к его заслугам неизбежно смешивается со стыдом: рядом с ним чувствуешь себя Иваном, не помнящим родства. Феноменально: искусство русских изгнанников бережет иностранец, и не по долгу службы, но лишь по собственному произволению. Чтобы не быть голословной, вновь обращусь к тексту. Завершая свою статью о Юрии Анненкове, уникальном художнике и писателе, автор пишет: «Будучи не просто знакомым, а другом обаятельного, радушного, жизнелюбивого, уникального Юрия Павловича, о чем красноречиво свидетельствуют мой портрет его работы и многочисленные дарственные надписи и фотографии, я больше сорока лет целенаправленно и целеустремленно собираю его творческое наследие: графику и полотна, пейзажи, натюрморты, автопортреты и портреты, и, конечно, книги с его обложками, изданные еще в России или уже во Франции; фотографии, письма. Периодику, оттиски и вырезки с его текстами… Одним словом, всевозможную документацию о его жизни и творчестве. На сегодняшний день моя Анненковиана, несомненно, самая крупная во Франции, на Западе, а может быть и в мире». Это нечто намного большее, чем книги и картины. Это правда, которую не затопчешь.
Мало того, что способность накапливать, хранить, систематизировать и обобщать информацию — сама по себе дар, так автору еще и посчастливилось общаться и дружить с теми, кого отправила в изгнание большевистская Россия. Именно ему завещала свой архив Галина Кузнецова, автор “Грасского дневника” и последняя любовь Ивана Бунина. В его коллекции находятся прижизненные издания писателя с дарственными надписями (Г. Кузнецовой, В. Н. Емельянову, В. Н. Буниной и др.): «Солнечный удар», «Жизнь Арсеньева», «Избранные стихи», «Темные аллеи»… малая часть фотографий разворотов этих сокровищ представлена в качестве иллюстраций к запискам, приуроченным к 145-летию со дня смерти И. А. Бунина.
Строго говоря, жанр данной книги — записки, воспоминания. Предмет мемуарной литературы — реальные события прошлого. В русской традиции жанр записок подразумевает, что серьезное внимание уделяется личностям автора и тех, кто ему дорог, а подача материала зависит не от хронологического течения событий, а от того, как они вспоминаются или как о них узнал автор. Излагая личные впечатления о тех, кто сделал выбор между «своими» и «чужими», Ренэ Герра значительно расширяет границы документального. Автор цитирует Владислава Ходасевича: «Не суждение, а факты — вот главная ценность воспоминаний». А факты вопиют: в коллекции Герра только книг — свыше 40 тысяч томов, многие с инсткриптами (рукописными дарственными надписями). Воспоминания о Сергее Шаршуне, Юрии Терапиано, А.М. Ремизове, представителях второй волны русской эмиграции XX в. дополняются внушительным иллюстративным материалом, по объему занимающим больше половины издания, что, однако, передает лишь поверхностное представление о сокровищах знаменитого французского хранителя.
Ренэ Герра не мучают вопросы: как на этом заработать? Он профессор. Преподает русский язык и литературу. Его занимает другое: как сделать свое богатейшее собрание доступным для широкой публики? Вот купец Третьяков в свое время проблему решил. Наши же современники не спешат последовать его примеру: Ренэ Герра уже не один год предлагает российской стороне проявить интерес и активность и при поддержке французской стороны (которая, по его словам, не заставит себя ждать) основать в Париже музей и исследовательский центр, базирующиеся на его коллекции. С языка срывается резонный вопрос: ну ладно французы, но мы-то, соотечественники, почему не до сих пор не выказали должного рвения, ведь, кажется, миновало время преследования инакомыслящих, да и границы открыты?..

Многоголосие человеческих судеб, объединенных одним — нежеланием изгнанников подчиняться насильственной смене общественно-политического строя, стремлением сохранить себя любой ценой, элементарно выжить — сливается в слаженный хор, когда речь заходит о родном языке. Все они говорили по-русски, и, поселившись за рубежом, не собирались отказываться от своей национальной принадлежности: в эмиграции они продолжали традиции дореволюционной культуры… Между тем, многие потомки наших эмигрантов, дети и особенно внуки переселенцев перестают владеть русским языком, теряют связь с исторической родиной. У нас до начала «перестройки» также было запрещено интересоваться белой эмиграцией. Так бы и оборвалась тоненькая ниточка, связывающая нас с русской зарубежной культурой, но, к счастью, времена изменились.
Сегодня Ренэ Герра — выдающийся специалист по культурному наследию русской эмиграции. Несмотря на то, что он, по сути, «один в поле воин», обладатель уникальной коллекции так говорит о себе на страницах настоящего издания: «Но я ни о чем не жалею, история расставила все по своим местам, и триумфальное возвращение в постсоветскую Россию книг изгнанников всех трех волн русской эмиграции доказало, что уже пятьдесят лет тому назад я сделал правильный выбор, в чем никогда не сомневался».