Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовАндрей ГРИЦМАН
ВРЕМЕНИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ
* * * Сколько душ перелетных?
Сколько возможно вынежить? Превращаешься в ящик, в котором старые письма давно пожелтели. Сколько осталось неспетых и дремлющих песен. По ту сторону жизни, на том берегу Сены, Вены, Гудзона ли. Каждый раз сердце полно последней надеждой. В ящике этом полно пыльцы, или пыли, Пятна снежинок — женским почерком нежным. И бессмысленно биться, легче расстаться, растаяв в долгую ночь, где ждут тебя тихо: Женщина-осень, Баба-Яга, Лорелея к темной реке зовет тебя ласковым смехом. * * *
это время проходит сквозь нас насквозь
мох и камня серая кость седина на елях и на березах позовешь, так холодно — тает отзыв нет, родная, нам бы все переплавить, пережить, переждать, на П.О.* отправить и тогда мы найдем, где живет подруга или вешний друг, там бормочет вьюга там Кащей сидит и играет в карты там Яга норовит на всю смерть накаркать ну а мы пройдем по лыжне бесшумно в тех местах глухих от мороза дымно мы уходим с тобой на одном дыханьи шопот наш или крик и на расстояньи кто услышит? да мы — как всегда — друг друга. тихим эхом гудит навсегда округа. --------------------------------
* Почтовое отделение * * *
Всех приглашаешь к себе на постой.
Помнишь, с грехом пополам, все даты. Переставишь книжку с полки на стол. На морде заметишь кусочек ваты в зеркале, где отражается дом кирпичный напротив, трубы и небо, в стынущем воздухе легкий дым. Молча глядят фотографии слева. Там вся генетика жизни моей: сумерки мира, осадок похмелья, время отрыва и сбора камней, жадный глоток приворотного зелья. Но продолжается этот гон, гомон и стопка на расставанье. Вижу — пока не начнется снег, месяц плывет, молодой, да ранний. * * *
Какие там ставят вехи?
К себе бы, глядишь, добраться, допиться и достучаться. Вокруг шестерят калеки, коллеги, угланы, курвы, цедители понемножку. Мы ждем с тобою до снега свистящей в долину вести. Скажу, потому не вместе мы в этот раз оказались, что ждал я в другом вокзале. Смотрел на часы раз сорок, сел в поезд, идущий в море, и замолчал до срока. Теперь шевелятся губы, теперь все равно докуда дорога — лишь память гуда, вокруг лишь столбы, сугробы. * * *
Слово никто не расслышал.
Времени не существует. Дверь в пространство — за лазерным облучением. Где-то кукушка в пустой избе кукует. Волки воют на дрон беспричинно. Вот такая у нас идет катавасия. Только погода неизбежно меняется. Тянет лямку до смерти бедный Савраска. А умный все так же сосет из пальца: гной с сиропом, серу с меркурием. Падаль легко распадается на элементы почвы. Что гекатомбы? Экая невидаль! Пока живем, смерть заочна. Вот институт — в коридоре портреты страшные. Их именами мы все клянемся. Лишь костер последний шевелится непогашенный на другом конце города на пустом погосте. * * *
Говорят, что молчание — тоже есть речь,
диалог с пустотой, спор со смертью? Речь заговаривает порчу — прочь убираться. Но живут же на свете смертный Кащей и баба Яга. Да и сам я куда-то хромаю. Давно уж молчит ваш покорный слуга. Но надеюсь, что девятого мая выпью и речь потечет, как ручей. И отец сто историй расскажет о далекой, булыжной Зацепной Москве. Но заходит на ужин все реже. Да и сам я все реже сижу за столом. Все дела, форс-мажоры, заботы. А невидимый голос ворчит — поделом, ты заполнил последнюю квоту. Потому и молчание тоже есть речь, И висят мои образы зримо, Но не видно в тумане — навстречу там кто? Ну и слава Богу, что мимо. * * *
Х. Л.
Жил человек в Таллине, а в общем нигде — нигде.
Среди четырех вампирок, между пяти ошибок. Всевышнего не гневил, жил как жил по судьбе, и негде поставить было в стекле золотых рыбок. Писал как писал, догло и нелегко, выпивал с утра бормотухи — одним духом с Наташей и Мишей, а то и ни с кем. Еще-то там кто? Думали, перемелется и не станет мукой. Только однажды неизвестно откуда, куда спустилось облако на поля в рентгене. То ль поцелуй перепутал Иуда с утра, то ли кто не туда пошел по пустыне. Теперь не видать ему боле когтистых крыш. И кому в наши дни делов до надгробий? Бывает выход один — когда помолчишь. Такая теперь на весь свет хвороба. Мутной струей сквозит в вену новый иприт. Мы дожили до этой беззвучной войны. Он теперь тихо, как жил, не дыша, спит и видит такие вот лучшие сны — Кого встретил он на своем пути: Мишу, Наташу, Виталика, имярека. Сто по утру, клочки бумаги в горсти, евро два или три, чтоб перейти ту реку, где на том берегу ждут его, кивая, черные маки. * * *
последняя строчка никак не идет
и нет объяснений тому с последним гудком ушел пароход в соленую влажную тьму и кто там остался — не разобрать не брат ли — так не было брата сестра ли приходит во сне навещать в палату чужого солдата вот так я всю жизнь провожаю себя но вот повстречается тот кто подскажет мне строчку и хлынет вода и пена взорвется за бортом и я обниму твои плечи легко признаюсь, что знаю все строки с тобой мы вдвоем уплывем далеко раскинулось море широко. . Андрей Грицман — поэт. Родился в 1947 году в Москве. Окончил 1-й Московский Медицинский институт им. И. М. Сеченова. Кандидат медицинских наук. С 1981 г. живет в США, работает врачом, специалист по диагностике рака. Пишет по-русски и по-английски, публикуется в России с середины девяностых. Стихи и эссеистика по-английски публикуются в американской и британской периодике. В 1998 г. закончил литературный факультет Университета Вермонта со степенью магистра искусств по литературе. Автор нескольких книг стихов. Организатор, ведущий международного клуба поэзии в Нью-Йорке и редактор журнала INTERPOEZIA. Член редколлегии журнала «Зарубежные записки».
|