Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерРецензииСвятослав Михня, «Вечереющий свет»
М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2016 Тридцать третья книга поэтической серии «Библиотека журнала “Дети Ра”» получилась по-осеннему задумчивой и возвышенно-меланхоличной. К теме жизни и смерти обращались разные авторы, да и о скоротечности земного существования размышляли многие из великих. Стихи же тверского поэта Святослава Михни можно сопоставить со стихотворениями Есенина (скажем, в цитируемом далее тексте явственно слышится перекличка с бессмертным «...и журавли печально пролетая…»):
Переливается палитра
осенних ветреных небес. И птичий клин средь туч, как титры: мелькнул, исчез. Так в речке времени, как прежде, ныряет он из тени в свет — дразнящий поплавок надежды: то есть, то нет. В одном из интервью автор признается: «Не люблю навязывать себя миру». Действительно, он старается наблюдать за жизнью отстраненно, но, следуя есенинской традиции, не может сделать своего героя бесстрастным: ему свойственны та же любовь к среднерусской природе, тот же лиризм:
Очутиться в безвестном селе,
Заглядеться во дворик соседа, чтоб увидеть: на гнутом крыле проржавевшего велосипеда солнце сонное стынет весь день… Своему же цветению рада (пусть и краткому), рвется сирень из расшатанной ветром ограды… Герой чувствует себя единым с этим захолустьем. И не только с ним, но, как выразился Н. Рубцов, «с каждою русской избою». Из текста не следует, что человек появился в родных краях. Село-то «безвестное». А домик — «соседский». Вряд ли это оговорка: скорее всего, герой приезжает в село рано утром и проводит там достаточно много времени («солнце сонное стынет весь день…»), за день успевает сродниться с этими заброшенными местами… Мало кто из нас рискнет так далеко забраться в глубинку. Некогда, незачем, времени нет. А поэт во время такой «вылазки» может создать не одно стихотворение. Кстати, автор иногда отступает от правил канонического стихосложения. Например, среди коротких, певучих строк вдруг возникнет и торчащим гвоздем уколет знакомая современная интонация:
Колебания бабочек в расплавленном воздухе мая.
Словно росчерки молний, вот только незрима кривая их полета; не выследить ломаность всех траекторий. Так и сердце: не бьется, а чуть мерцает на мониторе. А здесь, весьма неожиданно, Михня подхватывает голос другого одиночества. Длинная строка, «фирменный» анжембеман Бродского, и тоска — родственная ему, тягучая, глухая. Сломать строку еще хватает сил, а что-то всерьез менять — нет желания. Сознание лирического героя охватывает две крайности — и суету, и безразличное отношение к жизни, вплоть до слияния их друг с другом по принципу сообщающихся сосудов.
И все же поэт предпочитает высказываться просто. У него классические стихи, без эпатажа и формальных экспериментов. Перед лицом эфемерности и неустойчивости личного существования человек гол как сокол. Просто неоткуда взяться вычурным образам, и автор вынужден говорить тихо: Золотясь и стаями соря,
догорят остатки октября. И напрасно ждешь ты, чтобы жгло тихое прощальное тепло. Светлый ветер с неба мне донес музыку, исполненную слез. Может, это золото в золе — все, что ты оставишь на земле. Обратите внимание: в приведенном выше коротком стихотворении поэт обращается как бы к читателю, во втором лице. Однако непосредственное обращение отсутствует. Он транслирует ощущения одиночества, но неохотно говорит о своих чувствах. Заменяя рассказ о себе рассказом о «тебе», автор боится признаться в собственных тщетных надеждах. Этот прием выдает с головой сверхтонкую душевную организацию автора. Говоря «ждешь ты», поэт вынуждает нас принимать эти чувства. С одной стороны — страх, с другой стороны — вызов. Я, например, не жду ничего от осеннего тепла, оно меня раздражает, потому что я люблю грустить, глядя на моросящий сентябрьский дождь. Прием нехитрый, но распознаешь его не сразу, при повторном прочтении. А дальше у читателя большой выбор — согласиться, отстраниться, попытаться вжиться в шкуру лирического героя или остаться при своем. То, что этот психологический трюк использован в завершающем стихотворении, говорит о многом, но прежде всего — о силе чувств, испытываемых лирическим героем. Святославу Михне есть что сказать, и очень хочется, чтобы его герой говорил отныне в полный голос: «я чувствую», «я мыслю», «я существую».
Ольга ЕФИМОВА
Любовь Берзина, «Сияющая глушь»
М.: «Вест-Консалтинг», 2017 Для русской поэзии характерно стремление оторваться от земли, ощущение духовного мира и божественных принципов мироустройства. Отрадно, что и в наше непростое время авторы обращаются не только к любовной, но и духовной лирике. Прочитав сборник «Сияющая глушь», понимаешь: главное достоинство творчества Любови Берзиной — это его философичность. Думаю, цикл из двух стихотворений «Стихи» — творческая удача автора:
Пусть листья взлетают,
Как бритвы, И морем колышется Сад, Стихи — вы замена Молитвы, Вы жалкий ее Суррогат. Действительно, поэзия находится между молитвой, обращенной к Богу, и разговором с читателем. Многие стихотворения поэтессы обращены к божественной тематике. Сакральные образы и сюжеты проникают в поэзию через обращение к священным текстам, скажем, Ветхого Завета:
Двери закрою и буду жить,
Словно с трапа сойду самолета. Не обернусь, чтоб навек не застыть, Словно жена Лота. Смысловые неточности несколько обкрадывают произведения. Не удались, на мой взгляд, строки: «Пусть ветра ледяное жало/ Под сердце мне удар отвесит…» Жало — оружие короткое, вдобавок — колюще-режущее. Его можно вонзить, вогнать, им легко получается поразить, в крайнем случае, допустимо употребить грубоватый глагол «всадить». Напротив, удар, который «отвешивают», наносится кулаком или твердым тупым предметом. Обидно, что подобные недоразумения возникают в пейзажной лирике, поскольку автор в состоянии выражаться небанально: «Нож реки сверкает под луной…» Этот яркий образ делает тревожным стихотворение о заморозках и разлуке. Нож — ритуальный инструмент мученичества, и уже одного этого символа достаточно, чтобы читатель понял: лирическая героиня теряет своего возлюбленного навсегда.
Интересно содержание стихотворения «На белое лицо твое…», в котором любовные мотивы сливаются с религиозными. Лирическая героиня страдает по холодному, нарциссическому герою, но, как сердце обладает способностью поддерживать себя собственным ритмом, так эта героиня черпает внутренний ресурс из своего безответного, но возвышенного и всеобъемлющего чувства. Она утверждает: «Мой дух безбрежным звуком полн, / Пронзающим меня…» В то же время, когда влюбленность уходит, этой героине свойственно не молчаливое смирение, но сильные эмоции, вплоть до вспышек ярости: Ну, милый, на солнце гори, как в огне,
Гори! Ведь ты остаешься на память, во мне Внутри! Но, как ни странно, в стихах Берзиной отсутствуют мотивы богоборчества, свойственные ярким натурам, тяжело переживающим разрыв отношений. Особенность ее стихотворений — неподдельность, абсолютная искренность веры:
Распятие куста
Качается под ветром, И, словно кровь Христа, Спят снегири на ветках. Красота природы непременно влечет к чему-то возвышенному, идеальному, небесному. Успокоиться и лишний раз подумать о вечном нам помогают стихи Любови Берзиной — непритворные, душевные, способные укрепить желание жить.
Ольга ЕФИМОВА
|