Свежий Номер

№ 9 (47), 2008

Владимир Соколов никогда не спешил за модой, не суетился, не пробивался.
И вот уже много десятилетий он — один из самых читаемых авторов. Любим самыми разными слоями нашего народа, и, что наиболее удивительно, представителями разношерстного литературного сообщества — и традиционалистами, и авангардистами. Потому что талант. Потому что настоящий. Потому что сумел свое «новое слово тихонько шепнуть». Так тихо, что все услышали.
Однажды, много лет назад, когда работал редактором отдела поэзии одного толстого журнала, я попросил у него стихов — позвонил в Переделкино. Он их просто продиктовал по телефону.
— А на вычитку Вам верстку прислать, Владимир Николаевич? — спросил я.
— Да что Вы, зачем? — удивился поэт. — Как напечатаете, так и напечатаете.
Удивительный человек.
В книге «Это вечное стихотворенье…» представлены такие шедевры, как «Как я хочу, чтоб строчки эти…», «О, что мне делать с этим бедным даром…», «Машук оплыл — туман в округе», «Спасибо, музыка, за то», «Я забыл свою первую строчку», «Заручиться любовью немногих», «Я устал от двадцатого века», «Венок» и многие другие.
Соколов писал просто, можно сказать, безыскусно, но каким-то чудом создавал подлинное искусство.
Удивительно — с годами его поэтика практически не претерпела изменений. Он дебютировал в сороковые (!) годы прошлого века сложившимся мастером, поэтом классической традиции.
Не все стихи у Соколова равнозначны — это правда. Но в своих лучших произведениях это, конечно, поэт Божьей милостью.
Лучше всего о себе он сказал сам:

Он и сам из этого ряда — продолжатель великой традиции Х1Х века. Хотя, надо признать, он не был чужд и определенным формальным поискам — писал свободные стихи, находил необычные рифмы.
Вот, например, какая неожиданная и звучная строфа:

В сборнике «Это вечное стихотворенье…» много автографов (чем не визуальная поэзия, или каллиграммы, как бы сказал Гийом Аполлинер), фотографий В. Н. Соколова — и ранних, и более позднего периода. Книга удачно составлена (стихи напечатаны по десятилетиям), она широко и репрезентативно представляет одного из лучших лириков ХХ века.

«Весь» — это, по сути, первое избранное одного из ключевых (по моему убеждению) поэтов нашего времени Александра Кабанова. «Понятно, что «ВЕСЬ» — далеко не весь, за бортом осталось под сотню текстов», — написал в своем ЖЖ сам Кабанов. Новая книга поэта — это 250 стихотворений, эдакая выжимка из шести книг, плюс 40 нигде ранее не публиковавшихся текстов.
Хотя принцип, положенный в основу этой книги, не сильно отличается от того, по которому составлены предыдущие российские книги Кабанова: в начале — раздел новых стихов, написанных, так сказать, «после книг», а затем следуют стихи из прежних книг в обратном хронологическом порядке. Прежние книги — это  хорошо известная книга «Аблака под землей» (2007), вошедшая в десятку лучших книг премии «Московский счет», а также широко известные питерские «Крысолов» (2005) и «Айловьга» (2003), разошедшиеся тысячными тиражами, малоизвестная у нас прекрасная киевская книга «Ласточка» (2002) и уж совсем раритетные киево-херсонская «Время летающих рыб» (1994) и еще совсем херсонская «Временная прописка» (1991) (последнюю мне разве что однажды довелось подержать в руках). Ценность этих первых книг для понимания феномена Кабанова в том, что его яркий ранний талант просто не был замечен литературным истеблишментом лет двадцать назад. Теми самыми редакторами, которые сегодня радостно печатают его новые стихи, и критиками, которые по сей день настороженно отмалчиваются, видимо, до сих пор не в силах признать, что талант всегда побеждает. Через двадцать или через сто лет. Хорошо, когда хотя бы через двадцать. И Кабанов, заметим, никогда не ставит даты под стихами (особенно совсем ранними), видимо, чтобы не ставить в неудобное положение тех, кто их когда-то отверг. Что ж, воздадим должное его такту.
В Украине поэзии Кабанова тоже пришлось проделать большой путь прежде, чем ее признали не только «в узких кругах», но и в издательском сообществе. Тот факт, что избранное Кабанова вышло в солидном харьковском издательстве «Фолио» с хорошей сетью распространения, не может не радовать. И хотя это не 20 тысяч, которыми издают ныне в России сочинителей из сети, а всего лишь полторы тыщи — ну и пусть. Никогда не стоит забывать, какими тиражами издавались классики: Гумилёв, Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Хлебников и т.д. — сто, триста экземпляров, а то и по несколько штук, изготовленных вручную. Бессмертие не зависит от тиражей.

Удачно использовано в оформлении обложки книги одно из лучших новых стихотворений Кабанова «Укоряй меня, милая корюшка…» — листок со стихотворением будто бы выдергивается, как мокрая салфетка из тубы в виде книги. Стихи — освежают. Стихи же Кабанова — тем более:

В том, что книга Александра Кабанова до краев наполнена «золотой стихотворной икрой», сомневаться не приходится — достаточно просто открыть книгу на любой странице.

Или это:

Или вот это:

Цитировать Кабанова можно бесконечно. Его виртуозное владение литературным языком не только рождает новые слова и афоризмы, но и создает порой новое восприятие хорошо знакомого нам мира.

Однако сегодня лирический герой Кабанова переживает кризис. Возможно, это кризис среднего возраста. Ланцелот на распутье. Он устал от любви и разочаровался в прежних ценностях. Об этом — новые стихи Кабанова 2007-2008 годов, открывающие книгу.

Ах, как прав поэт, говоря: «вся поэзия — доносы на самих себя»! И тут уж не от меры таланта даже — все расскажешь первому же встречному читателю книги.

Возможно, ключ к сегодняшнему Кабанову нужно искать в стихотворении «как его звать не помню варварский грязный город». Оно возвращает автора и читателя к тому изначальному юноше Саше Кабанову, на чемодане которого красуется надпись «Дембель ГСВГ». Этот город — не Берлин и не Киев, это — внутренний город самого Кабанова, его цитадель. Кабанов пишет: «все мое тело нынче сейфовые замки». Город, который он защищал, но вынужден был сдать под напором «семи водяных драконов» и прочей нечисти, теперь оставил его самого. И — «на душе потемки чище помпейской сажи» от того, что «вера это любовь без правил». Точнее — правила каждый выбирает для себя сам. До какого-то возраста каждый живет с правилами, перешедшими ему по наследству с генами и воспитанием, но каждый рано или поздно приходит к тому, что старые правила не соответствуют времени и обстоятельствам и нужно либо принять на веру чьи-то чужие правила, либо с чистого листа писать свои. Ибо отсутствие правил — это тоже правило.
В завершение хочется выразить надежду, что в скором времени избранное прекрасного русского поэта Александра Кабанова, живущего во граде Киеве, будет издано и в России.

«Маленькое прозаическое произведение» — так незатейливо называется сборник короткой прозы, который вышел тиражом в 400 экземпляров под рубрикой  Net.Культура.  Под одной обложкой собраны работы 66 сочинителей разных возрастов. До этого их в творческое содружество на Mail.ru объединила Каролина Ронакали, создав книжный приют для неизвестных авторов. Примечательно, что прежде большинство из них можно было прочитать только на экране компьютера.
Круглые сутки сетевые писатели разных литературных предпочтений свободно печатают и обсуждают малую прозу, проводят конкурсы, определяя лучшие публикации. И вот теперь год не стихающего литературного общения вылился в 200-страничный сборник, который разошелся по русскому миру, где сегодня живут писатели.
Было подозрение, что участники сообщества только сами друг друга читают, живя в  спасательном, но замкнутом, круге Интернет-массы. Но выяснилось, что у сообщества уже имеется немало подписчиков, которые ежедневно активно следят за свежими публикациями, оставляя к ним критические комментарии.
Среди участников сообщества нет профессионально работающих писателей, каждый занят своим доходным или не очень ремеслом, а пишут малую прозу по зову души и при этом никто  не претендует на лавры классиков. Им интересно друг с другом говорить о настоящем на языке литературы, снабжая вечность подсмотренными деталями повседневности. И эта их личная ритмическая попытка бытия осветить себя внутренним светом из «общака» поэзии состоялась. Меня не покидает  ощущение, что авторы сборника завербованы будущим, только пока остается неизвестно кому из них оно подаст руку затяжного признания.
Книга, вышедшая из Сети — это начатый в ХIХ веке с легкой руки Ивана Тургенева, и продолженный в современной русской литературе незатихающий поиск большого смысла в малых формах, которыми укрепляется словесность. И тут самое время следует вспомнить, что Дмитрий Кузьмин первым в авторском многообразии конца ХХ века проводил тургеневские фестивали, на которых отобрал, а в 2000 году выпустил в свет объемную книгу «Очень короткие тексты. В сторону антологии», придав малым формам прозы надежное книжное долголетие. И вот, сборник вышедший в Пскове, еще одна искренняя попытка сделать малую прозу Сети доступной читателям книжной культуры. И хотя в пространстве мировой деревни, где говорят и пишут на русском, они далеки друг от друга, но каждый день собираются вместе на пути поэзии к самому главному — самопознанию, когда они видят прошлое, иногда им снится настоящее, но они пытаются разбудить на перекрестке мирового бескультурья завтрашний день бессловесности.

Известный питерский поэт Илья Фоняков издал книгу для тех, кто пишет стихи.
В основу ее положены лекции, прочитанные осенью 2005 года на курсах молодых литераторов, которые не только обдумывают житье, но и пытаются его увековечить словом. Автор охватил все направления и приемы, как классической, так и современной русской литературы. Немало страниц в книге уделено верлибру, хайку, одностишиям и палиндромам. Интерес к этим жанрам Ильи Фонякова не случаен. Сам автор пишет не только регулярным стихом (он автор около 30 книг), но и свободным. Из поездок в Японию привез и опубликовал немало циклов пяти- и трехстиший. А его эксперименты в палиндромии закреплены в нескольких авторских книгах, а затем вошли в два выпуска антологии. И, естественно, у молодых авторов больше доверия тому поэту, который работает в разнообразных жанрах стихосложения.
В то время, когда общественное сознание постмодернистского общества отравляет мысль о смерти литературы и, как следствие, автора, по наблюдениям Ильи Фонякова в России литературные знания оказываются востребованы. За поэтические лекции поэту даже охотно платили. Примечательно, что Илья Фоняков знакомил юную поросль с русской поэтической культурой не только на основе классических примеров, навязших еще со школьной скамьи, а находил достойные примеры в среде современных авторов. Так в верлибре он обращался к текстам Арво Метса, Вадима Сидура и Виктора Сербского. Глава о хайку целиком построена на сочинениях питерских любителей малого жанра. Илья Фоняков в разговорах со мной определяет формулу поэзию так:

— Для меня вся поэзия — авангард. Пушкин — авангард, Блок — авангард, Заболоцкий — авангард. Авангард — все, что смело, свежо, оригинально, истинно. Форма выражения — ритмические вариации, наличие или отсутствие знаков препинания, степень метафорической изощренности — вопрос второй. Традиционная форма — нормальный литературный язык, классическая ритмика, логичность и ясность — лишь наиболее естественная форма выражения поэтической мысли. Она всегда будет существовать, и всегда будет преобладать. Но всегда будут существовать и иные формы. Можно все, даже вообще без слов. Как-то в Новосибирске меня поразила «поэма»  А. Сурнина, составленная из одних цифр:

И ведь понятно же, о чем! О трагедии «непарности», одиночества, о драме того, кому выпал несчастливый (тринадцатый!) номер. Крик души. А если нет этого крика (писка, шепота, бормотания и т.д.) — тут хоть как извернись, все равно получится не поэзия, арьергард, уныло перемешивающий сапогами ту пыль, которую подняли идущие впереди тебя.
Теперь идущим вслед за Ильей Фоняковым оставлена добротная книга-памятка, как научиться извлекать из повседневности поэзию. Впрочем, научить писать стихи можно каждого чуткого к слову человека, но станет ли это новым словом в литературе — вопрос. Хотя пара-другая слушателей у такого поэта всегда найдутся.
Примечательно, у книги не указан тираж — распространяются и допечатываются новые экземпляры по востребованию читателей. Как утверждает автор, спрос на эту книгу все еще есть.

Что вы сделали с Гальпером? Нет, я на полном серьезе! Что вы сделали с Гальпером?! Вот с этим:

Он стал лириком, он начал писать о романтических связях и думать о любви!

или вот:

Его лирическому герою изменяют. Его бросают девушки. Но ему по-прежнему не изменяет его ирония и самоирония:

Его книги стали напоминать самиздат 70-х, с кучей опечаток, на толстой картонной бумаге, с рисунками в том же, «самиздатском», стиле.
Жил-был человек в Америке, чтил Аллена Гинзберга, воевал с Гитлером и гамбургерами — и вот те на! Язык довел не только до Киева, но и до Москвы, и к душе в ее русском изводе привел. Воистину — неисповедимы пути языка.
Гальпер в одной своей ипостаси — рассказчик. До такой степени, что поэзия переходит в прозу и наоборот. По большей части это рассказы из жизни таких же, как он, эмигрантов. Отличная история о сербских фермерах из штата Айова, протестующих против бомбежек Белграда («Кукурузные Джунгли»). Шикарная история про девушку из сибирской деревни Харитоновки, работающую в Америке хирургом и кормящую на свою зарплату всю свою родную деревню («Гордость Харитоновки»). Печальная история о погибшем во время бурана таксисте-эмигранте из Костромы («Восемьдесят Второй»). Провокационная история об общеизвестной любви Бродского к Венеции («Бродский в Тумане»):

«Все хорошо знают, как самый великий русский поэт нашего времени Иосиф Бродский жить не мог без зимней Венеции… Бывало целый год не идет ни строчки, а как только подплывет катер к венецианской городской черте, так шедевр за шедевром прет, как паштет из мясорубки…»

И дальше — переписка с женой на тему «сколько бессмертных творений надо написать для Нобелевской премии» и так далее, и тому подобное. Неполиткорректно. Но смешно. И почему бы, в самом деле, и нет?

В другой своей ипостаси Гальпер — философ. Но это философия не по Владимиру Соловьеву и Вячеславу Иванову, это философия по Гинзбергу и Буковски — прямая, без достоевщинки, и убийственная как фастфуд.

А стихотворение, давшее название книге, — «Синий мяч» — это вообще другой Гальпер. Он тут — и о смысле, и о пути, но без морали, как принято. Мальчишки в детстве, и он в том числе, дрались и матерились, а один, правильный, — играл в синий мяч в одиночестве. Он окончил школу с золотой медалью, поступил на юрфак, стал неподкупным следователем и в своем расследовании едва не добрался до «самых верхов»… Его зверски пытали, а потом повесили в лесу «плохие» мальчишки. И Дарвин с его теорией эволюции идет на север.

Тот мальчик тоже был по-своему сильным и олицетворял Добро. Но победило Зло, а не эволюция. А если эволюция по Дарвину — это и есть Зло? Тогда мальчики с синими мячами обречены… А ведь этот синий мяч — это и есть поэзия.

Саша Гальпер, ставший в титрах своей третьей поэтической книги Александром, что ты хотел этим сказать, а?