Свежий Номер

№ 6 (68), 2010

Не забудется все, что уносится
с южным ветром, солеными волнами.
Лист акации на переносице:
не сгорим, будем смуглыми, полными
жизни здешней, еще раздобреем
на харчах черноморских домашних.
Будем счастливы мы, пока реет
флаг воздушного замка над башней.

Стадами дикие маслины
сбегали вниз по склону в воду.
Мы и не знали, как вросли мы
в известняковую породу.
Но глянец кожи просоленной
и моря вспененные кромки
сквозь рябь акации зеленой
воспоминаньем хрупким, ломким
мелькнут... И счастье без причины
накроет мир песчаных башен,
воздушных замков и с лучиной —
по катакомбам в сердце нашем.

Пахнут склоны лежалой соломой.
Ближе к августу сохнут здесь травы.
Ближе к сердцу забыто знакомый
холодок пробегает отравы.

Мы тропой коротаем дорогу,
пляжник охает лестничным спуском.
И его отпускная тревога
на лице загорелом и узком

шелушится. Родные просторы —
море Черное, белое небо,
если б завтра не поезд наш скорый,
ми тодi вiдпочили б як треба.

Мы бы здесь отдохнули как надо,
где маслины, каштаны, цикорий…
Где любому входящему рады
небо белое, Черное море.

Не один ты уходишь за море.
За моря, леса, океаны, пустыни…
Я могу сделать то же самое.
Не вернусь я к тебе с глазами пустыми.

Где бы ни был ты и по сей день,
не ищи себя там, за небосклоном.
Не пусти корней нумибийский пень,
опустеет белой пустыни лоно.

Как прежде в Храм Луны отчаливает джонка,
и взмахами весла весь стан ее обвит.
Но торг ее посла, разменная деньжонка,
раздумий Низами коснется лишь на миг.
Как прежде в Храм Луны отчаливает джонка,
и путь ее увит гирляндой фонарей.
И пусть ее дрожит бумажная душонка.
И пусть над ней кружит бумажный пестрый змей.

Печален отрешенный вид
подслеповатых переулков.
В них веком прожитым сквозит,
в домах аукается гулко.

На тросах люльки маляров
вдоль стен качаются дремотно,
в кольце покинутых дворов,
как в гавани судоремонтной.

А где-то в городской черте
в шестнадцатиэтажных скалах
в пещерки втиснуты все те,
в ком жизнь еще не расплескалась.