Главная страница
Главный редактор
Редакция
Редколлегия
Попечительский совет
Контакты
События
Свежий номер
Книжная серия
Спонсоры
Авторы
Архив
Отклики
Гостевая книга
Торговая точка
Лауреаты журнала
Подписка и распространение




Яндекс.Метрика

 
Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»
подписаться

Свежий Номер

№ 12 (146), 2016


Штудии


Камиль ХАЙРУЛЛИН



КОСМИЗМ ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА

Хочу всего, без грани и без меры…

Мы жаждем гнуть орбитные кривые,
Земле дав новый поворот.
<….… ……………………………………>
Царям над жизнью, нам, селить просторы
Иных миров, иных планет!
                                                В. Брюсов

Валерий Яковлевич Брюсов (1873—1924) — выдающаяся фигура среди деятелей культуры Серебряного века. Брюсова я бы назвал литератором-универсалом. Поэт, прозаик, драматург, переводчик, критик и теоретик стиха, литературовед, историк и культуролог, писатель-фантаст и теоретик фантастики. Кроме того, Брюсов активно занимался журналистской, издательско-редакторской и просветительско-педагогической деятельностью. По сути, он выступал одним из ведущих организаторов литературного процесса в России начала XX века, а в конце своей жизни уже после революции основал Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ), где стал его первым ректором и профессором. Человек исключительно энергичный и волевой, Брюсов обладал колоссальной работоспособностью и великой широтой своих интересов. Он был трудоголиком и находил большую радость в творческом труде. Современников поражали эрудиция и всесторонняя образованность Брюсова.  М. Горький назвал его «самым культурным писателем на Руси». То, что в мировоззрении Брюсова утвердился космизм как особый подход и взгляд на те или иные явления, это не удивительно.
Брюсов был не только уникально талантливой, но и весьма противоречивой личностью. Это было обусловлено как особенностями его души, так и тем духом времени, в котором он жил. Брожение и метания духа, поиски чего-то нового, небывалого и отрицание старого, жажда выхода за пределы привычных устоев жизни и прикасания к мировым тайнам, предчувствие кардинальных перемен и грядущих катастроф, устремленность к будущему, — все это нашло отражение в жизни и творчестве Брюсова. Поэт всегда старался быть лидером, хотел стать литературным вождем, и таковым он стал в русском символизме.
«Фанатиком, жрецом, священнослужителем искусства прошел Брюсов сквозь жизнь, и в этом одном была его органическая сущность», — такую характеристику дала Н. Петровская, пережившая бурный любовный роман с ним (Петровская Н. И. Из «Воспоминаний»//Валерий Брюсов. Литературное наследство. Т. 85. М., 1976, с. 785—786; далее эта книга при ссылках на нее будет обозначаться как ЛН).
Брюсов был максималистом не только в творчестве и познании, но и вообще в жизни. Он желал испытать все, пережить всю полноту человеческих эмоций и чувств. Напряженно работая, Брюсов хотел постоянно пребывать на пике творческого вдохновения и искал острых ощущений и экстатических состояний. Неуемная натура поэта привела к тому, что он стал употреблять наркотики. Это, по-видимому, явилось одной из главных причин преждевременной смерти при его достаточно крепком здоровье.
Брюсов стремился быть «всечеловеком» в смысле способности говорить от лица людей совершенно разных народов и исторических эпох и сверхчеловеком, которому по плечу решение сверхзадач. И такие задачи им ставились.
Это — разгадать тайну Атлантиды, постичь многомерное соотношение яви и сна, жизни и смерти, земной и внеземной жизни, сформулировать целостный взгляд на всемирную историю, представить «все напевы» поэзии, т. е. стилизации, выражающие варианты стихосложения разных народов и времен, наметить контуры планетарно-космического будущего человечества. Конечно, Брюсову удалось реализовать лишь малую часть из задуманных планов из-за их сложности и масштабности. Но его дерзновенная попытка замахнуться на такие разные и глобальные задачи не может не вызывать к нему глубокого уважения.
Обратимся теперь к стихам и прозаическим произведения Брюсова с целью показа аспектов, элементов и моментов космизма, содержащегося в них.
С юных лет поэт часто обращал свой взор к небу и посвящал стихи Луне, Солнцу, звездам, потом отдельным созвездиям, в частности, созвездиям Большой Медведицы и Южного Креста. И он глубоко чувствовал то, что космос полон тайн, которыми он совсем не спешит поделиться с человеком. В одном из его ранних стихотворений под названием «С кометы» говорится:

Много есть у пурпурных небес, —
О, мой друг, о моя красота, —
И загадок, и тайн, и чудес,
Много мимо проходит миров,
Но напрасны вопросы веков:
Есть ли там и любовь и мечта?

(Брюсов В. Я. Соч. В 2-х т. Т. 1.М., 1987, с. 41; далее при ссылках на этот двухтомник будут приводиться только номера тома и страниц.)

С древнейших мифологических времен и кончая современностью, когда наука «сверлит небо с высот обсерваторий», люди пытались разгадать тайны Вселенной, но в этом сверхсложном деле пока не продвинулись слишком далеко. Брюсов всегда ратовал за объединение усилий философии, науки и искусства в постижении этих тайн, причем с учетом древних магических и оккультных знаний.
Брюсов рассматривал искусство как важнейший вид познания. Он определял его так: «искусство есть постиженье мира иными, не рассудочными путями. Искусство — то, что в других областях мы называем откровением. Создания искусства — это приотворенные двери в Вечность» (т. 2, с. 85). Именно они являются подлинными воплощениями бытия, сотворенными художниками благодаря таланту, вдохновению и интуиции. В этом отношении поэзия вследствие своих интуитивных прозрений способна воспарять и преодолевать преграды, недоступные логическому анализу. Брюсов ставил поэзию превыше всего, называя поэтов «всплесками человечества». В письме к Петровской он утверждал: «…поэзия для меня — все! Вся моя жизнь подчинена только служению ей; я живу — поскольку она во мне живет, и когда она погаснет во мне, умру» (ЛН, с. 791). Для Брюсова поэзия космична в том смысле, что она всюдна и образует свой мир:

Поэзия везде. Вокруг, во всей природе,
Ее дыхание пойми и улови…
<……………………………………>
Поэзия есть мир,
Но мир, преломленный сквозь призму вдохновенья

(т. 1, с. 443).

У Брюсова возникла мысль о том, что поэтический дар будто бы расширяет сознание. Он даже допускал возможность того, что у поэта, жаждущего общения с жителями иных планетных миров, порой возникает тайная связь с кем-то из них:

Где-то там, на какой-то планете,
Без надежды томился ты,
И ко мне через много столетий
Долетели больные мечты.

Уловил я созвучные звуки,
Мне родные томленья постиг,
И меж гранями вечной разлуки
Мы душой слилися на миг

(т. 1, с. 43).

Тема инопланетян и налаживания каких-то отношений людей с ними — одна из излюбленных тем Брюсова. Он писал фантастические произведения, в частности, написал роман «Гора Звезды», посвященный марсианам, прилетевшим со своей планеты и поселившимся на Земле. Им был задуман сборник стихов под названием «PLANETARIA», но замысел не был осуществлен. В предисловии к этой несостоявшейся книге говорится о том, что будущему человечеству придется завоевывать свое место в Солнечной системе и выстраивать отношения с ее другими обитателями). Брюсов осознавал сложность достижения взаимопонимания людей и других разумных существ. Слишком разными могут оказаться они по своему природному строению, а также их представления о мире, о жизни и красоте.
Но самое интересное в этом предисловии заключается в том, что здесь Брюсов свой космизм сформулировал как принцип: «Явления, события рассматриваются "sub specie universitatis" (с латинского — с точки зрения вселенной — К. Х.), как бы стоя вне ее (т. е. планеты Земля — К. Х.); чувства, настроения, мысли подчинены основному требованию — согласовать "местное" и "злободневное" с "мировым" и "вековым"» (ЛН, с. 237). Именно «с точки зрения вселенной» Брюсов стремился видеть человека, человечество и историю. Он считал, что людям пора учиться вставать на общечеловеческую точку зрения и ощущать себя гражданами планеты Земля. Именно с позиции гражданина Земли поэт написал такие строки, обращенные к неведомым жителям других миров:

И, сын земли, единый из бессчетных,
Я в бесконечное бросаю стих, —
К тем существам телесным или бесплотным,
Что мыслят, что живут в мирах иных.

Не знаю, как мой зов достигнет цели,
Не знаю, кто привет мой донесет,
Но, если те любили и скорбели,
Но, если те мечтали в свой черед

И жадной мыслью погружались в тайны,
Следя лучи, горящие вдали, —
Они поймут мой голос не случайный,
Мой страстный вздох, домчавшийся с земли!

(т. 1, с. 301).

Брюсов не сомневался в широкой распространенности жизни в иных мирах. К поэту пришло убеждение в том, что живые организмы не могут ограничиться Землей как единственной сферой своего обитания. Жизнь для него — это космический феномен. Всюдности жизни Брюсов, например, посвятил такие строки:

Сверкает жизнь везде, грохочет жизнь повсюду!
Бросаюсь в глубь веков, — она горит на дне…
Бегу на высь времен, — она кричит мне: буду!
Она над всем, что есть; она — во всем, во мне!

О братья: человек! бацилла! тигр! гвоздика!
И жители иных, непознанных планет!
И духи тайные, не кажущие лика!
Мы все — лишь беглый блеск на вечном море лет!

(т. 1, с. 234).

Тема космических полетов, межпланетных путешествий и освоения космоса Брюсова интересовала и волновала не меньше, чем тема внеземной разумной жизни. Уже первая фантастическая повесть, написанная им во время учебы в гимназии под влиянием фантастических романов Ж. Верна о полетах людей на Луну, называлась «На Венеру». Брюсов внимательно следил за развитием авиации и в 1908 году наблюдал в Париже показательные полеты братьев У. и О. Райт. Тогда он написал стихотворение «Кому-то», в котором есть такие строки:

Фарман иль Райт, иль кто б ты ни был!
Спеши! настал последний час!
Корабль исканий в гавань прибыл,
Просторы неба манят нас!

(т. 1, с. 253).

Брюсов был убежден в том, что авиация — это только первый шаг человека в деле освоения небесного пространства, и будут сделаны следующие шаги, когда построят космические корабли.

Штурм неба! Слушай! Целься! Пли!
<…………………………………………>
Вслед за Фарманом лети с земли
В зыбь звезд, междупланетный аэро!

(т. 1, с. 430).

Когда Брюсов познакомился с работами русского космиста Н. Фёдорова, допускавшего превращение даже всей планеты Земля в управляемый людьми космический корабль, он написал в своей оде «Хвала человеку» такие строки:

Верю, дерзкий! ты поставишь
По Земле ряды ветрил.
Ты своей рукой направишь
Бег планеты меж светил…

(т. 1, с. 243).

Не оставил без внимания он и фёдоровский проект воскрешения умерших поколений, написав рассказ «Торжество науки — записки 3-го посещения Теургического института», оставшийся неопубликованным.
Брюсов хорошо понимал, что освоение космического пространства невозможно без великих достижений науки и техники, без гениальных изобретений инженерной мысли. В 1921—1922 годах он работал над научно-фантастической повестью о полете землян на Марс «Первая межпланетная экспедиция» (другое название «Экспедиция на Марс»). В этой повести, к сожалению, оставшейся незавершенной, Валерий Яковлевич стремился воспроизвести какие-то конкретные технические детали космического полета и особенности жизнедеятельности людей в условиях этого полета. Герои этой повести погибают, но им впервые в истории человечества удается ступить на поверхность Марса (ЛН, с. 103—113).
Сильное впечатление на Брюсова произвели работы основоположника космонавтики К. Циолковского, в которых были намечены уже не фантастические, а реальные пути выхода человека в космос с помощью ракетных кораблей. Поэт даже задумал написать книгу о Циолковском (замысел не был осуществлен). Осенью 1920 года произошла встреча Брюсова с А. Чижевским, гелиобиологом, поэтом, художником и другом Циолковского, в разговоре которых главное внимание было уделено Циолковскому и его открытиям. Чижевский оставил воспоминания об этой встрече (Чижевский А. Л. Вся жизнь. М., 1974, с. 74—79). По свидетельству Чижевского, Брюсов оценил Циолковского как человека исключительного дарования и оригинального мыслителя, о котором будущие поколения создадут легенды.
Космическое мироощущение и миропонимание толкало Брюсова на путь постановки сложных онтологических задач. Каково соотношение яви и сна, реальности и фантазии, мига и вечности, прошлого и будущего — эти проблемы ставил он в своих поэтических и прозаических произведениях и пытался их как-то разрешить.
По сути, Брюсова волновали два вопроса. 1) Где проходит граница, разделяющая субъективное и объективное? 2) Насколько мыслимое, воображаемое, сновидческое укоренено в универсуме бытия? И он приходил к такому выводу: 1) эти границы размыты; 2) то, что проявляется в субъективном опыте, может иметь самостоятельное существование и значение. Брюсову представлялось, что существует множество миров не только в астрономическом смысле (миры разных планет), но и в онтологическом: миры других пространственно-временных измерений; миры, скрытые внутри атомов и электронов; миры, которые являются человеку во снах и необыкновенных состояниях сознания. И они могут быть обитаемыми. Хорошо выражают такую точку зрения Брюсова следующие строки из его стихотворения «Мир электрона»:

Быть может, эти электроны —
Миры, где пять материков,
Искусства, знания, войны, троны
И память сорока веков!

(т. 1, с. 431).

Коли это так, то должно быть и множество истин, отражающих эти разные реалии. Под воздействием, прежде всего, философии Лейбница, Брюсов пришел к идее плюрализма равноправных истин. Однако у Брюсова есть оговорка, выражающая приоритетность определенной мировоззренческой позиции, оговорка, звучащая в следующем утверждении: «В мире все на время правы,/ Но вечно прав лишь тот, кто держит высь!» (Брюсов В. Я. Поэзия; Огненный ангел: Роман. М., 2010, с. 219; далее эта книга будет кратко обозначаться: ПОА).
Идею плюрализма истин Брюсов выражал в своих стихах: И всем богам я посвящаю стих (Брюсов В. Я. Стихотворения. Библиотека поэта. Малая серия. Л., 1959, с. 102; далее это издание будет обозначаться: БП).
Более того, Брюсов пришел к мнению того, что своя истина даже есть у мирового зла, у дьявола. И он высказал скандальную мысль о том, что поэт имеет право прославлять дьявола:

Хочу, чтоб всюду плавала
Свободная ладья.
И господа и дьявола
Хочу прославить я

(БП, с. 153).

Брюсов считал, что человеку, существующему среди незримых миров, влияющих на его самочувствие и судьбу, невозможно разобраться в мировых и собственных тайнах без учета присутствия демонических сил. Эту ситуацию с наличием иных миров и таких сил он неоднократно обыгрывал в своих рассказах и романе «Огненный ангел». Здесь Брюсов ярко проявил себя как сторонник мистики и оккультизма. Примеров активного вторжения потустороннего в земную жизнь дано в его произведениях немало. Чего стоит одна трагическая история Ренаты, героини указанного романа, одержимой демоном и погибшей в застенках суда инквизиции. В рассказе «Элули, сын Элули» дух умершего фракийского вождя мстит археологу, раскопавшему его могилу (Брюсов В. Я. Повести и рассказы. М., 1983, с. 285—293; далее это издание будет обозначаться сокращенно: ПиР). В этюде «Ночное путешествие» рассказывается об астральном путешествии героя этюда на одну из планет, вращающуюся вокруг звезды — в созвездии Ориона, путешествии, осуществленном при помощи дьявола (ПиР, с. 95— 98).
Брюсова интересовали аномалии, проявляющиеся в человеческой психике. И в рассказах, посвященных этой тематике, он применял прием, часто использованный его кумиром и литературным учителем Э. По — это смешение иллюзий и действительности, смешение разных реальностей и соединение бреда и трезвой расчетливости. В рассказе «Теперь, когда я проснулся…» один из персонажей, психопат, любитель кошмарных снов и ощущений всесилия и вседозволенности, убивает свою жену, полагая, что это он делает не на самом деле, а во сне. Рассказ «В зеркале» описывает переживании героини, которая вступает в психическое противоборство со своим изображением в зеркале и меняется с ним местами, попадая в зазеркалье и испытывая некую «истому полубытия». Затем она возвращается в действительный мир и задается парадоксальным вопросом: где же пребывает ее истинное «я»: в ней самой или в ее зеркальном двойнике? (ПиР, с. 51—60).
По-моему мнению, Брюсов пришел к мысли о существовании в человеке нескольких «я», способных перемещаться в пространстве и во времени. Человеческая душа с ее всевозможными приключениями, впечатлениями, переживаниями и воспоминаниями образует свой космос, и его, с точки зрения Брюсова, необходимо всесторонне исследовать средствами искусства и науки.
Ориентация «на всех богов» и на плюрализм истин определила то, что Брюсов писал свои стихи, рассказы и повести как в рамках религиозно-мистической, так и научно-фантастической и реалистической традициях. На мой взгляд, это — важная особенность творчества Брюсова. Она выстраивает его весьма противоречивый космизм, включающий в себя, по сути, совершенно разные идейные составляющие. Вера в сверхъестественные чудеса и могущество потусторонних мистических сил и вера в силу человека и научно-технического прогресса вполне соседствовали в мировоззрении поэта. По-видимому, здесь сказалась его приверженность оккультизму с его тенденцией к всеобщему синтезу, соединяющего естественное и сверхъестественное.
Немало внимания Брюсов в своем творчестве уделил теме смерти и бессмертия. По его мнению, смерть не означает полного исчезновения человека. Когда его спрашивали о том, верит ли он в загробную жизнь, то Брюсов очень сердился и говорил, что он не только верит, но и знает, что таковая есть. Свою позицию поэт ясно выражал в стихах.

Жить лишь до смерти — слишком мало!
Того не допустил творец

(т. 1, с. 372).

Это — не надежда и не вера,
Не мечтой одетая любовь:
Это — знанье, что за жизнью серой,
В жизни новой, встретимся мы вновь

(т. 1, с. 316).

За порогом смерти человека ждет иная жизнь с какими-то своими условиями, обязанностями и законами. Прошедшему через смерть человеку откроются тайны, которые не были доступны ему при земной жизни, и исчезнет метафизическое одиночество его души, обусловленное «непроницаемостью» и изолированностью человеческих душ, имеющих место в земной жизни.
Впрочем, Брюсов мифопоэтически рассматривает и возможность возврата умершего человека к земной жизни, его воскрешения в преображенном виде. Но главное в том, что в человеке есть высшее божественное начало, неподверженное тлену, которое неизбежно начинает происходить с его телом с наступлением смерти. Поэтому человек имеет законное право желать бессмертия как проявления своего совершенства:

Но жажда совершенного —
Величия залог.
Мы выше мира тленного,
И в наших душах — Бог

(Брюсов В. Я. Мучительный дар: стихотворения. М., 2012, с. 86; далее это издание будет кратко обозначаться: МД).

Рождение — такое же важнейшее событие в жизни человека, как и смерть. В одном из своих стихотворений Брюсов возносит рождение человека в ранг космического чуда и утверждает культ женщины-матери. Обращаясь к женщине, будущей матери, поэт говорит:

Пространство, время, мысль — вмещаешь
дважды ты.
Вмещаешь и даешь им новое теченье:
Ты, женщина, ценой деторожденья
Удерживаешь нас у грани темноты!
Неси, о мать, свой плод! внемли глубокой дрожи,
Таи дитя, оберегай, питай,
И после, в срочный час, припав на ложе,
Яви земле опять воскресший май!

(БП, с. 161).

Много стихов Брюсов посвятил теме любви. Стремленье показать любовь в духовно возвышающих и чувственно эротических аспектах, ее составляющих, раскрыть широкий спектр человеческих переживаний, вызванный любовной стихией — это характерная черта поэзии Брюсова. Причем, любовь и эротика часто рассматриваются поэтом в космическом контексте. Вот строки из стихотворения Брюсова, в которых любовь к женщине и небу слиты воедино:

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,
Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.
В светлом небе — бесконечность: бесконечность милых глаз
В светлом взоре — беспредельность: небо, явленное в нас

(т. 1, с. 89).

Брюсов поет гимн женщине, возвышает ее до космических и божественных высот:

Ты — женщина, и этим ты права,
От века убрана короной звездной,
Ты в наших безднах образ божества…

(ПОА, с. 59).

По мнению Брюсова, само чувство любви имеет космическое происхождение. «В нем дар таинственных высот», и через любовь дух человеческий роднится с мировым началом (МД, с. 60). В то же время любовь, несмотря на свою духовную связь с небом, неразрывно сопряжена с земной природой человека, с его плотью, устремляющейся к получению чувственных наслаждений. У Брюсова немало стихов эротического содержания (ПОА, с. 54; с. 152—153; 157—158; с. 228; МД, с. 65; с. 100; с. 105; с. 146; с. 159 и др.). И даже в них он стремился внести небесный, звездный момент. Возьмем, например, стихотворение «Астролог»:

Вкруг меня движется сумрак ночной…
Тени ли мертвые светом согреты?
Вот проступают телесней, ясней
Твердые бедра и полные плечи,
Смотрят глаза из-под черных кудрей…
Сдержанный хохот, чуть слышные речи.
Вот обозначился белый хребет,
Груди повисли, согнулись колени…

В небе холодном мерцанье планет,
В небе порядок кругов и движений…

(ПОА, с. 54).

Брюсов жаждал достижения любовной «страсти, перешедшей за предел», которая возносит в необозримые высоты, бросает в бездонные бездны и заставляет замереть будто бы в объятиях смерти. Поэтому в его стихотворных строках возникают словосочетания «бред сладострастия», «неспешный ужас сладострастия» (МД, с. 148).
Таким образом, можно констатировать, что поэтический космизм Брюсова имеет ярко выраженный любовно-эротический аспект, и этим, на мой взгляд, он интересен и оригинален.
Космизм у Брюсова проявляется и в его стремлении «объять необъятное» — охватить единым взглядом мировую историю, начиная с легендарной Атлантиды, древнего Египта и кончая началом XX века, и целостно рассмотреть искусство, поэзию многих стран, народов и времен. Он видит себя планетарным провидцем, способным с небесной высоты «в горнем свете» обозревать ход истории:

Но, с высоты полета, бездны
Открыты мне — былых веков:
Судьбы мне внятен ход железный
И вопль умолкших голосов

(т. 1, с. 377).

Брюсов хочет кратко представить мировую историю, в том числе и историю России, в виде смены кадров на киноэкране. В стихотворении «Мировой кинематограф» у него «проходят призраки империй, как ряд картин на световом экране», в которых мелькают «барка Сына Солнца», «башни Вавилона», «рати Македонца», римляне, варвары, персы, арабы, монголы и др. (БП, с. 408—409). В стихотворениях «Из дневника. Полно!», «России» и других очерчены важнейшие вехи российской истории и делаются выводы: «Для великих далей/ Вырастает Русь…», и Россия становится страной-вожатым, озаряющей народам путь в будущее (БП, с. 394; с. 441—442). Кроме того, Брюсов посвятил мировой истории Венок сонетов «Светоч мысли» (т. 1, с. 470—476).
Несмотря на все исторические экскурсы, Брюсов всем своим творчеством был устремлен в будущее человечества. Он назвал будущее «интереснейшим из романов» (БП, с. 457). И этот «роман» Брюсов писал в планетарно-космическом плане в ходе раскрытия комплексной темы «люди — город — научно-технический прогресс — социальная революция». Его «наброски» можно обнаружить как в стихах поэта (поэма «Замкнутые», стихотворения «В дни запустения», «К счастливым», «Земля молодая», «Грядущий гимн» и др.), так и в его прозаических произведениях (драма «Земля», рассказ «Республика Южного Креста», неоконченный роман «Семь земных соблазнов», неоконченные рассказы «Восстание машин» и «Мятеж машин»).
Брюсов — поэт-урбанист, любитель больших домов и городов. У него возник образ будущей Земли как единого города, отгороженного от природы огромной стеклянной крышей со своим искусственным климатом:

Единый Город скроет шар земной,
Как в чешую, в сверкающие стекла,
Чтоб вечно жить ласкательной весной,
Чтоб листьев зелень осенью не блекла…

(т. 1, с. 205).

Но жизнь потомков в таком, казалось бы, безопасном и комфортном, искусственном мире, по мнению Брюсова, совсем не гарантирует им избавления от разного рода бедствий, катастроф и болезней. В его научно-фантастическом рассказе «Республика Южного Креста», носящего характер антиутопии, говорится о психической болезни — «мании противоречия», поразившей жителей Звездного города, построенного на Южном полюсе Земли в Антарктиде и замкнутого в пространстве своего искусственного климата. Эпидемия этой болезни полностью расстроила жизнь Звездного города, являющегося столицей указанной Республики, уничтожила подавляющее большинство его населения, а выживших превратила в безумных одичавших существ.
В драме «Земля» также описывается кризисная ситуация из возможного будущего. Жители города, отгородившегося от природы стеклянной крышей, страдают от нехватки воздуха и воды. Попытка поднять эту крышу приводит к их гибели, поскольку Земля к тому времени лишилась своей атмосферы. Остаются в живых лишь те, кто живет в подземных домах.
Поэт не сомневается в том, что наступит век технократии, и человек будущего окажется в окружении множества всевозможных машин, от которых будет сильно зависеть. В рассказах «Восстание машин» и «Мятеж машин» Брюсов очерчивает еще одну опасность, способную угрожать людям будущего. Это — выход машин из-под человеческого контроля и возможность превращения их в убийц всего живого (ЛН, с. 95—103).
Таким образом, будущее человечества в воображении Брюсова совсем не рисовалось в одних только радужных светлых тонах. Поэт верно предвидел угрозы для человечества, обусловленные его ростом и негативными последствиями научно-технического прогресса (экологическая проблема, нехватка природных ресурсов, увеличение техногенных катастроф). В то же время он верил в то, что, несмотря на все разрушительные трагедии даже глобально-космического характера (например, падение большой кометы на Землю), человечество как Феникс из пепла будет воскресать вновь и вновь и продолжать путь своего исторического развития.
Брюсов всегда искал то, что толкает развитие общества вперед и кто является творцами истории. И вот, когда свершилась Октябрьская революция в России, Брюсов пришел к выводу о том, что вершителем истории стала партия большевиков во главе с Лениным, поскольку в ней чувствуются решительность и сила воли, и ее поддержало большинство народа. У этой партии есть программа построения общества, в котором, наконец, утвердятся принципы равноправия и социальной справедливости, общества, выражающего вековечную мечту человечества. Желая быть активным участником культурно-исторического процесса, поэт встал на сторону новой власти и начал работать в ряде сформировавшихся советских учреждений (Книжная Палата, Наркомпрос и др.), заняв в них какие-то руководящие должности. Он даже в 1919 году вступил в Коммунистическую партию, стал депутатом Моссовета.
Все это вызвало резкий протест и осуждение со стороны многих представителей его прежнего литературного окружения, непринявших Октябрьскую революцию. Они назвали Брюсова изменником и предателем. З. Гиппиус и Вл. Ходасевич посчитали, что такой выбор Брюсова не является удивительным, так как тот всегда был приспособленцем и конъюнктурщиком, желал быть при власти, какой бы она ни была. Не знаю, чего больше в данной оценке: правды или желания унизить человека, сделавшего столь нежелательный для них выбор. Очень может быть то, что для Брюсова, много думавшего о будущем, коммунистическая утопия представилась очень привлекательной и вдохновляющей. Во всяком случае, коммунистические стихи поэта не выглядят только как написанные с целью понравиться новой власти. Однако следует признать, что Брюсов так до конца и не стал чувствовать себя своим среди большевистского окружения.
Как считают многие, со смертью Брюсова в октябре 1924 года закончился Серебряный век русской поэзии. Несомненно, Брюсов оставил в нем существенный след, и его многогранное творчество представляет большой интерес для современного читателя. Я думаю, что космизм Брюсова займет свое место в книге, посвященной истории проявлений космизма в русской поэзии. Книге пока еще не написанной.



Камиль Хайруллин — философ и литературовед. Пишет также стихи и песни. Родился в 1946 году в Казани. Кандидат философских наук. В течении 35-ти лет преподавал в казанских вузах. Был заведующим и профессором кафедры философии Казанского педагогического университета (1987— 2011). Почетный работник высшего профессионального образования РФ. Автор трех книг «Философия космизма», «Космизм: жизнь-человек-ноосфера» и «Космизм Александра Блока». Издал два сборника своих стихов и в соавторстве два нотных сборника песен. Публиковался в коллективных поэтических сборниках и в философских и литературных журналах и газетах. Автор статей о жизни и творчестве Н. Гоголя, М. Лермонтова, А. Блока, В. Хлебникова, В. Маяковского, Н. Заболоцкого, В. Мустафина, К. Васильева, о поэзии Пролеткульта. Лауреат премий журналов «Дети Ра», «Зинзивер», «Зарубежные записки» и газет «Поэтоград» и «Литературные известия». Член Союза писателей ХХI века.