Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовВиктор ПЕТРОВ
ПОСЛЕДНЯЯ СВОБОДА
ГУЛЯЙ-ПОЛЕ Гулеванит Гуляй-Поле —
Шашек дикий пересверк! Батька думает о воле И подковывает век. Вишни кровенеют рясно, Белый снег убит во рву. Кто за белых? Кто за красных? Я за зелену-траву! Эй, куда рванули кони, Отвергая удила, Если слезы — на иконе И пластается ветла?! Пулемет сдержать не смейте — Водит строчку до конца: Упаси, Господь, от смерти, От летучего свинца! Так идем на круг, товарищ, Приходи, вашбродь, и ты, Чтобы млечный дым пожарищ Не густел до черноты. Мы втроем гуляем в поле — Никого на целый свет... Батька думает о воле, Батьке скоро тыщу лет. ВЕЩИЙ СОН
Николаю Туроверову
Вознесенье пасхального гуда,
Только взор упадает во тьму… Этот сон, я не знаю, откуда, Этот сон, я не знаю, к чему: Скачет лошадь, убитая лошадь, Мимо русских кладбищенских плит; След копытный — свечение плошек, Дым встает и к востоку летит Против сильного ветра — в пределы, Где невмочь и терпеть, и любить… Белый флаг — наше белое дело, Золотая рассыпалась нить; Ну а дым — все чернее, чернее, Развевает, как искры, шитво: Я на родине, только не с нею. Как мне жить, если всюду мертво!.. Окровавилось бранное стремя И загнало казачьих коней. Кто стоит, ожидая расстрела? Тот, кто родину любит сильней. РУССКИЕ СТИХИ
Крикнет курица петухом,
И завоет псина волком. Что за жизнь при царе плохом — Тянут люд на дыбу волоком? Укрепи, Господь, и спаси!.. Вздернут к небесам, не цацкаясь. Было, есть на святой Руси — Слово, дело, воля царская. Отлетит без вины душа — Праздничек у Ваньки Каина, Во хмелю его кореша. Душегубы! Им — икается. А хороший царь… Где тот царь, Если трон облеплен пройдами? С плахи валится на алтарь Обезглавленная родина. Мученический свет в очах, Руки за спиною скручены, И рябины кровоточат, И ручьи гремят горючие. Государь на Москве сидит, Вороны жируют стаями. …Русь укроется в черный скит И листает книги старые. Про вчера — ан про завтра там Откровенья мне говорены: Жил по двум — жить по трем перстам, А не то спознаться с ворами, Чтоб свистал лихоман-кистень, Рыскали вдогон глашатаи… На лице Государя тень — Свист разбойный трон пошатывает. Я не ведаю что творю. Русский — стало быть, юродивый. …Панихидная по царю, Панихидная по родине. АРМАГЕДДОН
Сошлись при Армагеддоне и бьются бесстрашно миры:
Отходим, товарищ, с тобою, отходим пока… Выносишь из окружения знамя полка, Бинтуя полотнищем грудь… Ты знаменем стал — до поры! Вторая Великая… Где же наше Отечество, где? Отцы поднимаются — в марше идут гробовом, Славянка помашет и слез не сотрет рукавом… Назад не смотри — мы останемся на убитой звезде. А что же теперь? Ничего! Геенна разверзлась у ног, И ось надломилась и вышла наружу крестом. Так скажем о Родине — что говорить о пустом! — Товарищ мой верный, и длань свою простирает к нам Бог. О, Господи, силы нам дай остаться, кем были вчера, Когда не предали ни братских могил и ни строк, И если вдруг Западом наш обернется Восток, То двинется вслед за пророком к Западу эта гора. Наступит геройства черед, и знамя свое развернем… Эй, братья-славяне, вперед — полковая братва! И тотчас на фрица пойдут в штыковую слова: И взвеется сумеречь, и огонь поглотится огнем. УЛИЦА ГОРЬКОГО
Ветер шел вразвалку вдоль тюряги,
Лаяли собаки за стеной. Горе горькое — поэты ли, бродяги? — Шли по Горького — не по Сенной. Я хотел свободным стать… И стал им: Клин вам в глотку, суки-господа! Сталина застали — мы из стали, Нам ли страшен приговор суда?! Наш вожак не А. М. Горький разве? Горький навещал сии края. Улиц Горького в стране как грязи, А в Ростове — улица моя. Век свободы не видать в России: Срок за сроком — тянутся срока… И кого о жизни ни спроси я, Нету жизни — горькая тоска. Так залить бы горькой, что ли, горе!.. Не поможет: пробовал не раз. Плач горючий тонет в общем хоре, Но идем, не опуская глаз. Мы еще не отзвучали гордо, И поэт-бродяга — человек. Мы идем своим пока что ходом — Час идем, а вроде — целый век. Нам вослед летят камней проклятья, Ополчаются враги, друзья… Только ветра все сильней объятья — Вот кого нам предавать нельзя! Ветер, он — последняя свобода, Забывать о воле не дает. Нет свободнее того народа, Что по горькой улице идет. НИКОЛА
Восседает возле мусорного бака
Бомж Никола на разбитом стульчаке И читает Блока… А у ног собака Слушает стихи, витая вдалеке. Хорошо как!.. Солнце — пиво разливное: Всем его хватает — зенки заливай… Только белый день решеткой разлинован, Да поодаль катит, дергаясь, трамвай. Жизнь вольготная — такая-растакая! И еще не вся… А всю — узнает кто?.. И серебряного Блока изрекая, Бомж Никола распахнул свое пальто. Никаких медалей нету у Николы — Даже пропил материнский крест давно. До чего же голы русские сокóлы, Если есть в ларьках молдавское вино! Собирает банки из-под пива, колы, Христарадничает — и жива душа… Люди добрые, не те ли мы Николы: Душу пропил, за душою — ни гроша? Возвышается над всеми храм Николы, И внутри угодник золотом горит. А расколы… Снова русские расколы! И об этом Блок с Николой говорит. Горько смотрит Блок — такая, братцы, штука — На окрестную муру и похабень. Блоковские строки понимает сука, Пусть и голодает псина каждый день. ЗВЕРЮГА
Разбитая лапа кровила,
И ты волочила капкан, И с неба сорочьи правила Ему указали на стан Звериной кончины в сугробе... Все ближе породистый лай — Уйти от него и не пробуй, А скорый конец пожелай. И вот он прицелился точно, Да только отставил ружье... Глаза — две поставленных точки, Вовек непрощенье твое. Звериную славу исхода Понять ли кому и когда? Остаться на месте — свобода, Презренье твое навсегда! Хватить бы ружье о березу, Чтоб вышло спасенье ему, И дальше рвануть по морозу, Не зная, зачем? почему? ВОРКУТА
Валерии Салтановой
Зря ль окликнул тебя, Воркута —
Воркованье твое у плеча... Так бы век, а не ночь коротать, Да почти догорела свеча. Ненасытные губы твои И задушат, и душу сожгут: Скажешь: «Вены свои отвори»! Отворю, но вернее бы жгут Из веревки вкруг шеи — и вниз!.. Это, чтобы любовь доказать. А могу и шагнуть на карниз, И схватиться за лунную стать... Но усмешка твоя промелькнет, Обрывая галимую нить, Только горлинка, сбитая влет, Воркованье желает продлить. И на лагерь плевать, на тюрьму — Поцелуем ее прикормлю: Разве скажет она хоть кому, Сколь дотоле терпел и терплю Воркутинскую снежную блажь, Залихватские скаты дорог... Пуля-дура, теперь не промажь! Гильза стукнется пусть о сапог. СТЕНА
Дней студеная череда
И ночей раскаленные сны. Я живу — то ли «нет», то ли «да»: Плач стоит у моей стены. Эту стену поставила ты И колючкой поверх оплела. Богатяновский зрак темноты Проследит не меня ль до угла? Совершаю побег — не побег, От себя убежать не смогу, И петляет по следу твой снег, И раскинусь на этом снегу. Руки в стороны — али не крест? Заодно помолись, коль нашла... Ты невестой была из невест, Да расколоты колокола! Под малиновый, медный трезвон Приподнимешь мне голову ты И приветом гулаговских зон Примешь вздох для своей немоты. СЕВЕРНЫЙ ВЕТЕР
Северный ветер,
Ветер — в лицо. Скольких не встретил, Знает кольцо. Ты же откуда, Гнутая бровь, Злая прокуда, А не любовь? Из-под колоды, Из-за угла — Узы свободы, Яд и игла. Думал ли прежде Знаться с такой, Если в надежде Венчан строкой. Молвлен, помолвлен, Верил — навек. Взоры из молний, Сверк-пересверк. Жгучие взоры Выжгли меня. Нет от позора Ночи и дня... Волчья подруга, Рвешь удила: Вышла из круга И предала. Твой это Север Мерзлых могил... Влюбчивый серый Больше не мил. Только поеду На Север, на твой — К вьюжному бреду — Как неживой. Ты моя гибель, В зиму гроза. Встретить огни бы — Волчьи глаза Выйдем к дороге Вроде не мы... Сердце не дрогнет — Стало немым. ПИСЬМО
Решаешься на злое мне письмо… Пиши!
Но что срывает больно позвонки в тиши, И ты уже не ты, любимая моя, А свилась кольцами — гремучая змея? Все кольца, что сносила ране, до меня, Исходят златом обручального огня, И лишь одно кольцо простого серебра, Что целовала ты и ночью, и с утра, Себе не ищет места средь колец тугих И лишь взыскует прежних глаз твоих, И на пол падает — там щели нет, но в щель Оно должно попасть, как будто видит цель. Моя змея, не хочешь ведать ничего В угаре злого кольцеванья своего, Не знаешь, как и что… Недвижимый лишь зрак Вобрал и расточает мрак — не сам ли мрак? Мрачнея, пишешь ты змеиное письмо, Но, кажется, что пишется уже само; Тебя не оторвать от белого листа — Спасет лишь поцелуй в змеиные уста… Пускай тому противится мое кольцо, Я все равно к шипенью поднесу лицо: И если омрачишь мои черты лица, То что — всему конец?! Не ведаю конца. РАСПЯТИЕ
Меня распяла на кресте,
Но я сошел с креста И брел в пустынной пустоте, И стоном жег уста. Библейский свет над головой Рассеялся во мгле, И поцелуй обманный твой Открылся на челе: Его ничем не извести — Навек проклятья знак, Но я себе сказал: «Прости, Такую, если так…» Сама не ведаешь того, Что сотворила вдруг Из ничего… Из ничего — Венца терновый круг! Твое прикосновенье губ Горит клеймом теперь. Считаешь, груб… Нет, я не груб, И я не лютый зверь. Я просто до того устал, Что силы нет брести… Мои сожженные уста Твоей слезой спасти. Она проступит на щеке, Лишь только надо мной Склонишься и в слепой тоске Окажешься иной. ДУША МОВО СЕРДЦА
К Вёшенскому подарку
Душа мово сердца, Валерия,
Такую любил и люблю. И чтобы не знала неверия, Казачье признанье пошлю. Себя по-дурному раздаривал, Но вяжемся мертвым узлом: Казак и казачка не даром ли Летят на коне удалом! Фигурки над строчкой певучею — Цитата, а может быть, явь?.. Себя, окрещенная случаем, На пару со мною представь. Куда и откуда, не ведаем, А только летим и летим... Нагайкой исхлестаны, бедами, Но живы объятьем одним. Душа мово сердца, прелестница, Что хочешь, исполню, поверь! Доколе, казачка, невеститься? Поскачем до неба теперь... Ужель мы с тобой не сговорены И порознь с тобой до сих пор? Да что нам глумливые вороны, Коль венчаны рифмами шпор! * * *
Загородка плетеная ветром обглодана,
Мать-и-мачехой родина видится мне. Свист разбойный гуляет вовсю по стране. И уйти бы хотел, да уйдешь ли от родины? Я соломенной шляпой себя озаглавлю, Истопчу невезучую пару штиблет… Кто я есть?.. А я есть сумасбродный поэт — Вот прозванье, призванье мое наиглавное; Совпадая со шпалами, как с несвободою, Не вчера ли шагал по железным путям, Но сошел, замаячил средь рытвин, упрям, Чтобы стать самому и землею, и водами — Ополчиться на тех, кому Русь непонятна, А до слов из-под стрех так и дела-то нет. Сроду ходит в юродивых русский поэт, Указуя царю на кровавые пятна. Убиенных все больше и больше… Я тоже Скоро буду убит ни за что, как они, Только грешную душу полям возверни И прости за любовь мою к родине, Боже, Где недаром поэтом слыву стародавним, Хоть и волчий мерцает вдоль насыпи зрак. Есть иные слова — не меняюсь никак, А любовь, как была, так и будет страданьем. Ростов-на-Дону
Виктор Петров — поэт, журналист, издатель. Автор стихотворных книг «Лезвие», «Reserve of livel», «Дотла» и других. Лауреат Всероссийской литературной премии имени М. А. Шолохова и премии журнала «Юность», удостоен европейской медали Франца Кафки. Главный редактор литературно-художественного журнала «Дон». Член Союза писателей России. Живет в Ростове-на-Дону.
|