Свежий Номер

№ 1 (63), 2010

На изгибе весны, на суставе грозы с потепленьем,
с набуханием почек, паническим ростом травы,
разветвленьем суждений о жизни и воцерковленьем
всех агностиков — к Пасхе, с прощеньем чужой нелюбви,
во младенчестве млечном и солнечном Вербной недели,
сквозь десант одуванчиков в каждый очнувшийся двор
прорастает отчаянно глупое счастье апреля,
просто так, от души, нашей злой правоте не в укор.

Как на скалах цветы — не для нас распускают созвездья
в раннем марте, под снегом, на северных склонах, во мхах —
да кому мы нужны с нашей правдой, и болью, и жестью,
вечной просьбой бессмертия и паранойей греха —
в царской щедрости мокрого парка. Так что ж мы, уроды,
сами сбыться мечтаем своим нерассказанным снам?
Под раскаты грозы пубертатного времени года
в мир, любовью истерзанный, все еще входит весна.

Твои диктанты все короче —
Ты больше стал мне доверять?
А может, меньше? Между прочим,
я разучилась повторять
слова молитвы. Паранойя
терзает эпигонов всласть,
те, кто спасен в ковчеге Ноя,
хотят еще куда попасть,
да забывают от азарта,
о том, что человек не зверь,
что золотому миллиарду
не уберечься от потерь,
что голодающие дети
нам не простят своей судьбы,
и много есть чего на свете,
что не вмещают наши лбы —
упрямые от страха смерти
и робкие от страха жить.
Не для меня планета вертит
Твои цветные витражи,
В мозгу искажены масштабы —
пыталась верить, не любя,
а без задания генштаба
так сложно познавать себя,
не отвратит Твой гневный окрик
от эйфории, от нытья,
и я сама себе апокриф,
сама себе епитимья,
сложнее пуританских правил
нескромное Твое кино,
порой Твой юмор аморален —
но что поделаешь — смешно.

Не проклюй мне висок — он еще пригодится
нам с тобой, моя нетерпеливая птица,
по калибру колибри, фламинго по сути,
мне фламенко твоей нестихающей сутры
так понятно и близко — да на сердце пусто,
тут гори-не гори — все равно не отпустит,
несжигаемый стержень внутри оперенья
неохотно поддерживает горенье —
сталактитом пещерным, колонной античной,
черепашкой без панциря — ах, неприличной,
Крейзи Грант по волнам, по барханам медовым
на порог болевой — восходи, будь, как дома.
Этот свет золотых и пустынных оттенков
так неровно дрожит — видно, скоро погаснет,
я приму это easy, не бейся об стенку,
не коси этот камень в висках мне — напрасно,
разве я человек? Я всего лишь апостол,
и мое отражение — только витрина
всех моих заблуждений. Ты думаешь, просто
пред учителем встать с головою повинной,
не найдя никакого решенья задачи?
Спи, глазок, спи, другой — а про третий забуду,
он не даст мне соврать — так жила, не иначе —
и потащат вину караваны верблюдов.
И пускай в мою честь назовут новый комплекс,
только ты — улетай с нехорошей квартиры.
Где твои амулеты? Надежен ли компас?
Я тебя отпущу в Благовещенье — с миром.

Там солнце рыщет спаниелем рыжим,
но непрямоугольные миры
и первобытный хаос неподвижны
внутри курчавой Иверской горы,
лишь факельных огней протуберанцы.
Не обернусь, но знаю наизусть —
такой организацией пространства
теперь я никогда не надышусь.

Под трещинами каменного неба
неровный серый грубый известняк,
зеленые отметки наводнений,
подземные овраги — и сквозняк
там, где неверной левой я ступала
на твой ребристый серебристый спуск,
в колонию кальцитовых кристаллов,
не раскрывая створок, как моллюск,

от рукокрылых прячась в нишах скользких,
в меандрах холодея на ходу.
Мне скажет Персефона — ты не бойся,
иди, не так уж страшно здесь, в аду.
В энергию застывших водопадов,
в холодный бунт мерцающих озер,
клыков известняковых эскапады
ты обратишь свой страх и свой позор.

Прошу — «Приятель, убери свой Nikon» —
уже одной из местных Персефон, —
как в храме — ну нельзя на фоне ликов! —
так здесь — нельзя, здесь сам ты — только фон!
Нет воли разозлиться, крикнуть — «тише!»,
их болтовня пуста — да неспроста.
Они галдят — чтобы себя не слышать —
и все же их спасает красота,

по капле, не спеша, как сталактиты
растут в веках — так в нас растет душа
Вселенной, так тысячелетья слиты
в спартанский твой космический ландшафт.
А поклониться каменной Медузе
лишь избранным дано — так за алтарь
не каждого пускают. Разве — музы
по кружевным полам, да пара стай

нетопырей. А в карстовых глазницах
звучит орган. Не поросли бы мхом!
И как бы мне в сердцах не разразиться
наивно-назидательным стихом…