Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерФестиваль «Провинция у моря» на карте генеральнойКсения АЛЕКСАНДРОВА
«ПТИЦЫ С СЕДЫМИ ПЕРЬЯМИ…»
* * * Старые сказки умерли, вьются лесные тропы, где так легко запутаться, запросто потеряться. Эрге умеет главное: ровно дышать и топать, Эрге умеет главное — не бояться. Что же там дальше, может быть, этот закат — последний, голод, как зверь разбуженный — сам скоро станешь пищей. Эрге не слышит голоса, верно идет по следу, Эрге свое пропавшее сердце ищет, будто не знает, кто теперь станет лишним.
Страх подступает к горлу, но ты не услышишь криков, сердце у пяток замерло, словно затихший бубен, кровью закат окрасили ягоды земляники, Эрге чужие тени целуют в губы. Ветер навстречу шепотом: «Все, что осталось, спето, счастье твое на привязи — плакать о том негоже. Что тебе было дорого, станет золой и пеплом, но, как и прежде, делай лишь то, что должен». Эрге же по-другому и сам не может. Птицы с седыми перьями боль заплетают в волосы тех, кто свое падение смог обернуть полетом. Не говори об этом, не слушай чужого голоса, чтобы не оказаться к рассвету мертвым. Солнце упало в озеро, тропы уводят в небо, Эрге покорно следует, зная: не станет проще. Так далеко от прежнего вовсе никто и не был, Эрге узнал, какая весна на ощупь. Старые сказки умерли, новые стали постной кашей из сонной памяти, слов, что затихнут с кашлем. Эрге у самой радуги вдруг замедляет поступь, враз побелевший, будто не дышит даже. Эрге и сам не ведает, что там дальше… Утром в дорогу, новое прячется в каждом дереве — кто ж его сердце жадное ласково держит в пяльцах? Эрге идет за счастьем, но так и не знает, где оно. Эрге умеет главное — не бояться. * * *
И легко танцевать и смеяться, и петь легко,
Солнце — спелое яблоко, красное у боков, И стучит барабан, к алтарю ведут сотню твоих быков. И легко не кричать, не бояться и не жалеть, Думать, что будет дальше, не зная, что значит смерть, И стучит барабан, будто в такт ему вьется тугая плеть. И легко идти первым, отчаянно ждать того, Как надежда прорвется наружу сквозь твой живот, И стучит барабан, чтобы каждый здесь знал, что еще живой. И легко не грустить и не плакать, пить молоко, Все слова где-то в горле, но слишком уж глубоко, И стучит барабан, тает боль под горячей твоей рукой. И легко обещать, что забудешь, но не простишь, Я кричу тебе: ну, отпусти меня, отпусти ж, И стучит барабан, чтобы после яснее звучала тишь. * * *
И когда ты увидишь, что нет никаких границ, никаких условий,
В самом чистом и светлом чувстве столько всего намешано, В груди затаится что-то холодное и тяжелое, словно чужое слово, Словно тоска по давно умершему. И когда пол покроется — нет, не кровью, — а просто пятнами Молока, что никто из худющих твоих котят все равно не вылакал, Пусть прозвучит банально и пафосно, но мы со смертью сыграли в прятки, И это теперь не выплакать. И когда мир покажется всем снова надежным, простым и прочным, Ты поймешь, что останешься сломанным роботом с чипом выжженным. Я напишу тебе завтра, позвоню тебе завтра, встречу, где и когда захочешь, Если мы оба выживем. * * *
Я ей говорю: подожди, ну пускай опоздаем на полчаса,
Пригладь лучше волосы, которые не получится расчесать, Нас вечер сонной печалью своей укроет, Мне страшно, когда на руке не написано номера и числа, Одна только группа крови. Она говорит: как ждать, когда чье-то сердце в руки твои легло, Когда в тебе плещется свет всем потерям и даже смертям назло? И что-то еще, слова заглушает ветер. Потом говорит, что все это не страшно, не больно, не тяжело — Мне нечего ей ответить. * * *
Вдруг понимаешь, что хочешь быть не исполнителем, а творцом,
Не журавлем, не синицей, а ласточкой и скворцом, Что каким же отчаянным все-таки нужно быть храбрецом, Чтоб каждый день, не таясь, выходить из дома. А потом понимаешь, что кроме любви ничего и нет, Ни сомнений, ни радости, ни сладкой печали на самом дне, Что останется рядом лишь тот, с кем не страшно ни в горе, ни в тишине — Тот, чье имя у тебя записано на ладони. * * *
Сколько прекрасного происходит, страшного происходит сколько.
Сердце под пяткой танцует польку, Пока я смеюсь до колик, Заливаю рыдания алкоголем, Засыпаю голой, просыпаюсь голой, Жду, когда остальные проснутся голыми, Становлюсь будто роботом, будто големом, Думаю о страхе, но не хочу говорить об этом, Спрашиваю саму себя, зачем тогда быть поэтом, Если не говорить о том, на что не хватает молитв, О том, что на самом деле болит. Из крана святая вода течет — все мы привычно моемся ею вечером, Не веря, что от этого станем вечными, Не веря, что от этого станет кому-то легче, Выключаем компьютеры и зажигаем свечи, Хвалимся друг другу шрамами, ранами и увечьями, Делаем вид, что становимся чуть добрее и человечнее, Капельку вежливей и приличнее, Сами себя равняя и обезличивая, Ходим по мертвому городу парами нежно, рука в руке, Ждем манну небесную, кашу манную варим на молоке, Не знаем, с кем завтра проснемся и, что важнее — кем. Сколько прекрасного происходит, сколько происходит страшного, Если боишься ответов — не стоит спрашивать. Мы каждый день на год становимся старше, Просыпаемся голыми и уставшими, Святыми так и не ставшие. Я говорю о том, что внутри болит, Что пустая надежда тлеет, но не горит, Что под ноги течет не грязь уже, а иприт, Обо всем, о чем вовсе не хочется говорить, Под конец добавляю: Аллах, Иегова, Господи, Будда, Боже, Помилуй всех нас — и ни о чем не говорю больше. * * *
Не забывай тех, кто еще называет тебя по имени,
Поверь мне, что именно Так замыкается круг истории. Ты, конечно же, знаешь: все, что случилось, того не стоило, Но на самом деле у нас с тобой не было даже выбора — Мы из этой страшной игры перед самым финалом выбыли. Я навстречу к тебе иду по дороге, что сплошь из выбоин Состоит, По шагами/слезами меченой территории. Слишком сложно закончить то, что кажется очень простым на вид. Никому не говори о том, что до сих пор изнутри болит, Оставайся нем. Ночью красное солнце камнем лежит на дне. Вспоминай меня каждый раз, когда месяц становится старым, И не думай, что скажут однажды небесные комиссары, Возвращайся ко мне — Поворачивай вспять колесо сансары. * * *
Ладони сложить лодочкой, но в ней не доплыть до берега,
Выйти из воды сухой, водоросли разложив по карманам. Сколько не плачь теперь — все равно будет мало. Достать из воды, положить на душу камень и пару раковин, Надеть босоножки, песок не стряхнув со ступней, Зная: не помнить — больно, помнить — еще больней. Вернуться к воде, стать рыбой — холодной, ласковой и немой, Уйти домой, оставив глупое сердце свое в прибое — И больше не знать радости, больше не знать боли. БАБОЧКИ В ЖИВОТЕ
Все здесь и сейчас: вот я сижу, а вот я иду к нему босиком.
Кто-то спит, кто-то купаться тянет меня силком. Серое небо с водой сливается у причала. Сахар внутри смешался с кофе и коньяком. И все с начала, Господи, все с начала: Целую жизнь приходится переписывать от руки. Кто-то любил нас за что-то, кто-то, наверное, вопреки, А остальные, чего уж там, не любили. После всего мы выходим голые из реки, И тишина внутри вдруг разбрызгивается на мили. Так смотри на меня, видишь, это кожа моя и плоть: В голове моей пусто, в мягких ладонях моих тепло, А в животе — письма тем, кто не прочитал их до середины, Сотня сухих, пустых, бесполезных слов. И ни единой бабочки, Господи, ни единой. МАРИЯ
Этому городу больше не нужен живой мессия,
Здесь весь ноябрь каблуками жидкую грязь месили, Здесь серый асфальт, и небо давно не бывало синим: Только блеклым, пустым, невнятным. Здесь живут люди, которые вязнут в своих решениях, Говорят о работе, машинах, вере, любви, траншеях, Надевают галстуки, бабочки, петли себе на шею. Ну, а я-то? Да, впрочем, я-то Все время искал чьи-то волосы, губы, соски, ладони, Видел в женщинах Еву, Лилит, но никогда Мадонну. Я терялся в глазах их: простых, голубых, бездонных, Беспросветных, пустых, усталых. А Мария хранит прибрежные камешки в босоножках, Каждую ночь достает свое сердце из теплых ножен, Словно раньше нельзя было верить, а сегодня можно, Но она все равно не стала. Говорит, что волны кормят детей своих млечной пеной, Представляет, как будет сына укачивать колыбельной И боится увидеть, как занавеской кипенно-белой На ладони ложится саван. Завтра утром забудется все, о чем бы ни говорили, Как мы вместе курили, плакали, пили, опять курили, Как она сказала, что звать ее вовсе и не Мария, А Марина или Оксана, Что живет она в одной из обычных многоэтажек, И муж у нее не плотник, а столяр, прораб, монтажник. Дома стирка, борщи, сплошная рутина одна и та же: Ни надежды, ни слез, ни прока. Как потом она улыбалась, светлая и простая, Говорила: еще немного — скоро весна настанет, Но пока за окном сугробы, вокруг — никаких проталин И совсем никаких пророков. А детей у нее не будет: ни сыновей, ни дочек, Так говорят врачи — она это слышит и днем, и ночью. К воскресенью почти доходит до ручки, до дна, до точки, Бьется, мечется по кровати Вместе с городом, которому не нужен живой мессия, Где слишком много плакали, ждали, клялись, просили. Я кладу на ее плечо свою голову, обессилев: Хватит плакать, Мария, хватит… И наутро серое небо становится ярко-синим. * * *
Пой о том, как мы рвали неводы, тянулись к берегу, тонули в прозрачной воде, о том, как искали небо, но не знали, где оно, где солнце, а где только тень. Как ветер вплетали в волосы, плакали жемчугом и слушали шепот в груди, о том, как мы плыли на голос прекраснейших женщин, не зная, что ждет впереди. Как мы загорали дочерна в ладонях заката, шутили — у моря нет дна, как с нами играли дочери трехликой Гекаты, и в них отражалась луна. О том, как прощались песнями, шептали молитвы, смотрели холодные сны, будто внутри вода пресная, в ней сердце болит, а снаружи — соленая стынь. О том, как печали не было, как в волнах рассвета свободу держали в руках…
Пой о том, как мы рвали неводы, как резали сети — и плыли к другим рыбакам. Ксения Александрова — поэт. Родилась, выросла и живет в Одессе. Пишет с 2006 года. Стихотворения публиковались в периодических литературных журналах «Южное Сияние» (Одесса), «ОМК» (Одесса), «Октябрь» (Москва), «Меценат и Мир» (Москва), «Контрабанда» (Москва), «Rebellios» (Киев), поэтических сборниках «Золотая Ника», «Пушкинская осень в Одессе», «Согласование времен», «Провинция у моря» (2013, 2014), «5», «Нам не дано предугадать…» (Нью-Йорк), интернет-журналах «Авророполис» (Одесса), «45-я параллель» (Ставрополь), «Гостиная» (Филадельфия), «Ликбез» (Барнаул), «Великороссъ» (Москва) и других изданиях. Член Южнорусского Союза Писателей. Финалист нескольких международных литературных конкурсов, победитель поэтического конкурса арт-фестиваля «Провинция у моря — 2014» «И ляжет путь мой через этот город…» (3-е место).
|