Свежий Номер

№ 6 (44), 2008

Этой зимы почти что нет,
Минус одиннадцать — разве это зима?
И снег не идет
Ко мне,
Не падает.
Я сама
Не измеряю затылком, сколь крепок лед.
И только там, где сливаются поверхность и водоем,
То есть приобретают двойной объем,
Что-то бесцветное валится день за днем.
Задним
Двором,
Числом
И умом
За одним
Тобой не придут —
Нас уведут вдвоем,
И забросят друг в друга,
И бросят на произвол,
Какую бы вольность каждый не произвел.
Про известные вещи — лучше бы на бегу,
Как будто роняя разноцветные «не могу»,
Как будто поверив,
Что бедность — это порок,
Но никому еще не поведав,
Что Бог — это порог.
А лучше бы мы думали,
Что Он — вот это окно,
Через которое можно увидеть,
А не только войти дано.
Как давно
Это было —
Минус одиннадцать, и метро
Распахивает гостеприимное, длинное нутро,
И утро
Оказывается мудреней
Всех не прошедших дней.

Она думала, за ней встанут в очередь,
А кто там придет за ней?..

Когда мы выбирали мне пальто,
Ты нервничал, курил ежеминутно,
По рыночному тесному маршруту
С тобой прошли мы раз, наверно, сто.
Тогда носили тонкие шинели:
«Ты знаешь, я такое не могу»,
И куртки на искусственном меху,
Единодушные, на всех лотках краснели.
Там были разномастные цыганки,
И холодно, и бойкий лохотрон,
И рук твоих стекольные ладонки
Вот-вот, казалось, хрупнут — только тронь.
Мы непонятно что найти хотели
В однообразье привозных вещей…
…Сегодня память, не сносимая на теле,
Из пуговичных хлынула щелей.

Мои слова абстрактнее меня.
Они не обладают сотой частью
Моей конкретики, ее корректной властью
Над каждым волоском моей руки.
Голосовые связки не родят,
И не взойдет из впадины пупочной,
И звукоряд
Воды моей проточной
Собою не наполнит позвонки.
Позволь и мне на левой половине
Свернуться бусиной. Довольная отныне,
Я никого собой не разбужу,
Подобно как задуманный ребенок,
Не покидая створок и скорлуп,
Возносится на ветхой пуповине,
Его обвившей, точно хула-хуп.
Халупа-речь меня не всю вмещает,
Но где-то там, за стенкой, в глубине
Шевелится застенчивое нечто
И ничего не знает обо мне.
Обманчивая нежность быстротечна,
Но если невод вытащит из вне,
То это будет тихо и беспечно,
И даже так — тепло и бесконечно —
Как дышит горло, голое вдвойне.

Зимнюю обувь съедают соль и песок,
Проникают до кончиков ног.
Добавь мне слово, и будет два —
Это уже не слова.
Слюда падает с неба туда и сюда,
Не оставляет не следа, не стыда,
Стылая местность едва жива;
Здесь нет ни времени, ни примет,
И только воздух слегка примят,
И взгляд натыкается на предмет,
Но не опознает.
Позднее станет совсем темно,
И ветер, похожий на веретено,
Совьет черно-белое волокно.
А кожа, скукоженная на свету,
Разгладясь, впустит в себя темноту,
Выпустит пустоту.
Плоские ветки, слипшиеся в жгуты,
Уже не разбирают, который — ты,
Им, собственно, все равно,
Не ровен час и не гладок, но
Ему голодать и снаружи глодать окно,
И, обрывающему тысячу пуповин,
Тем не менее, тысячу половин
Складывать разом в одно.