Свежий Номер

№ 11 (109), 2013

В твоем осеннем Коктебеле,
Где время стелется по дну,
Колокола под вечер били
И добивали тишину.

Как будто в непрерывном танце,
Людская пенилась река,
И ветер с моря пропитался
Бараньим духом шашлыка.

А там, где на излете лета
Последний планер пролетел,
Гуляли пьяные поэты
В невыносимой пустоте.

Ну что, моя красавица,
Ты лучше, чем тогда была.
Не выпито с лица винцо,
Не съедена с ладошки мгла.
Затеряны давно века,
В которых этот свет мерцал...
Я — из травы, ты — с облака,
Ну как сумели встретиться!
Казалось, будем вечно мы,
Но стало много толку ли —
Крича грачами вешними,
Мы годы перещелкали.
И пеплом дни последние,
Засыпали постели нам.
Не оставляй во зле меня
Погасшим и потерянным!
Спугнет однажды утро вой,
Стирая блики облика...
Пока я прорасту травой,
Ты растворишься в облаке.

То ли свет в окне потух,
То ль душа в глазах погасла...
И несет прогорклым маслом
В час, когда лежишь в поту,
Зацепившись, как в огне,
За свое же отражение,
И плюешь на это жжение —
За грудиной, в глубине.

Без боли этой жизни вовсе нет.
Зову я тех, кого давно забыли,
И облаков потрепанные крылья
Растерянно крадутся в мой сонет.
Осколки не случившихся сонат
Рассыпаны. Вороны на заборе
Спокойно смотрят, кто кого поборет,
Когда к утру последние заснут.
Ночной кошмар ударится о дно,
Случайный луч прорвется раньше срока,
Разрежет руку, как трава осока,
И жаркой кровью вымоет окно.

И тот, кому не нужно этих жертв,
Запишет мой мучительный сюжет.

На северной оконечности острова Мадагаскар,
В солнечный, но не жаркий полдень октября 2013-го года
Самец кошачьего лемура свою подругу ласкал
Для удовольствия и продолжения рода.

А ты расфасован в коробку хрущобы,
Где двери — железны, окно — из винила,
Где ты затаился по-мышьему, чтобы
Судьба перед носом хвостом не вильнула.

Когда кошачьему лемуру прискучили ласки,
Он решил пожевать эндемичный цветок равеналы.
Вокруг летали птицы неимоверной окраски,
А море вздыхало, покачивалось и стонало.

Твой завтрак — яичница и макароны,
Потом — беззаветный бросок на работу.
В метро все набились, как будто бараны,
А там, на перроне, избили кого-то...
Сбежать бы, пока не изношен и стар —
На этот, ну как его, Мадагаскар!

А кошачий лемур вздрагивал и плакал во сне,
Снились ему холодные злые макароны,
И город, который живет, как на войне:
Просыпается с ужасом и засыпает со стоном.

Вся эта история не про нас,
Но больно, и все же в груди теплей,
Когда вспоминаю мой первый класс,
И мой выпускной, и родителей —
Нарядную маму... Осталось ей
Всего три года. Блокадница...
А жизнь моя нынче под скрип осей
Привычно под гору катится.
И лепит время остаток лет,
Ломая судьбу суровую.
Но ежели все-таки вижу свет —
Он там, за спиной, где снова я
Узнать пытаюсь, какой же век,
Почувствовать руки мамины,
Увидеть, как тот, кто был всех живей,
Со школьного смотрит знамени.
И как с пацанами на перевал
Ползу, эту жизнь итожа...
Как будто бы кто-то меня позвал
И отпустить не может.

Времена, когда мы штопали носки
Так, что штопки было больше, чем носка,
Вспоминаю я сегодня без тоски,
Это время я до дырок истаскал.

И оно давно истратило меня,
Нынче я остатком мелочи бренчу,
И торчу привычно на изломе дня,
И хочу того, что мне не по плечу.

Я меняюсь, ухожу от простоты
К еще большей безрассудной простоте.
Все равно уже, какого роста ты —
Если ветер предпоследний просвистел.

Судьба-злодейка, дрянь и сводня...
Представишь свой прекрасный образ,
Вот тут она тебя как двинет —
Вмиг припадешь к земной оси.
Ну вот, к примеру, как сегодня:
Мои поломанные ребра
Так помогают от гордыни,
Что прямо Господи спаси!

А если вздумаешь перечить,
Судьба как раз тебе — невесту,
И отпираться мало толка,
И не ускачешь налегке.
Безумны у невесты речи,
Она тоща, как злые версты,
Есть у нее коса-литовка
И вечность в старом рюкзаке.

Так будь же стоек, словно стоик,
И смейся, будто жизнь — пустое,
И оставайся рядом с тою,
Что вся — из твоего ребра.
Не ставят в этой школе троек,
И тяжелы ее устои,
Но все же сотрясать их стоит
Касаньем слабого пера.

Греховодные сны и подводные страхи,
И подлетное время прервалось на взмахе,
В час, когда на часах без пяти,
Четырех, или трех до рассветного мига,
И ломается сон, и рождается книга
Из того, что я бросил в пути.

Но недаром я слышу, как дерево дышит,
Как приблудные птицы садятся на крышу,
Как в печи голосит домовой.
Как скрипят половицы, сгорают страницы,
И старается сад на меня разозлиться,
И срывается ветер на вой.

Этой новой забавой, кленовой отравой
Надышался до боли, но прокляли травы
Взмах моей неумелой косы...
Где раскосы березы и ласковы осы,
Снова падаю в сон, словно в реку с откоса,
Улетаю с ничьей полосы.