Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПоэзия Союза писателей ХХI векаВладимир АЛЕЙНИКОВ
На границе прохлады и зноя
* * * Будто бы сверху,
Вне бухгалтерий и смет, Как на поверку, Пух тополиный — и свет, Связаны прочно С каждой частицей души, Плещутся, точно Вырвав свое: разреши! Духом единым, Искренне, как на духу, — Как им, родимым, Реется там, наверху? Свыше так свыше — Не уберечь никому, Ветру за крыши Рваться уже ни к чему. Косноязычье, Века хранящее дух, — Полчища птичьи, Вздох тополиный — и пух. Все это снова Живо — и удержу нет, — Верное слово, Дух безграничный — и свет. * * *
Эта книга не названа пусть —
Прочитайте от корки до корки Переулки, хибарки, задворки — Всю неловкую радость и грусть. Весь обид и раздумий запас, Все, что дышит, журча и ржавея, Наизусть затвердите скорее — И не как-нибудь там, а сейчас. По тепсеньскому склону скользя, Привела меня в это затишье Вслед за мглой, за летучею мышью, Не тропинка отнюдь, а стезя. Я не знаю, откуда оно, На границе прохлады и зноя, Это царство, резное, сквозное, — Ну а впрочем, не все ли равно. Я разгадку не стану искать — Да и впрямь не сумею, пожалуй, Добротой обладая немалой, Чтоб водою зазря не плескать Всю таинственность эту и власть Навевающей терпкую повесть Смутной вести о том, что и совесть С нами вместе намучилась всласть. * * *
Я лето свое упускать не хотел,
Наверстывал все, что забросил, — И ветер бывалый сквозь листья летел Со взмахами крыльев и весел. Вверху облака собирались гуртом, Клубились дожди табунами, — А море заботилось только о том, Чтоб гребни вздымать над волнами. Когда бы пространством не полнилась грудь И уст не касалась свобода, В наперсток вместилась бы зрелости суть, Погуще лежалого меда. И с норовом все-таки выдался год, Летящий над бездною смуты, — Овечий иль козий, но вынес, — и вот К душе прикипел почему-то. Кыпчакская хватка и скифская блажь, Славянская жгучая сила Срослись — и так просто уже не отдашь Того, что действительно было. В крови остается на все времена Звучащее сызнова слово — И ветер летит, разбросав семена Издревле идущего зова. * * *
Посмотри-ка на холмы, посмотри —
Собери-ка до зимы фонари, Чтобы новая не знала зима, Где подъем и где обрыв у холма. За холмами далеко, далеко Разольется фонарей молоко, Чтобы новые не знали снега, Чья дорога и кому дорога. Чья дорога, для кого и к чему — Не припомню, не приму, не пойму, Чья дорога, для чего и куда — Все равно она уйдет навсегда. Навсегда она уйдет все равно — Что-то светится — фонарь иль окно? Что-то в сумерках уже зажжено, Что-то высится, с судьбой заодно. Заодно оно с судьбой или нет — Это ветер по холмам или свет, Это свечку зажигать суждено, Потому что за холмами темно. Только ветер в темноте, только снег, Столько лет уже прошло — целый век, Только век почти прошел, — подожди — Что за эхо там, вдали, впереди? Чужеродною слыла меж химер Пифагорова гармония сфер — Притерпелась, обтесалась, ушла В лабиринты, в тупики, в зеркала. А теперь она дышать начала, Отдышалась, ожила, тяжела, А потом ее поди разбери — Посмотри-ка на холмы, посмотри. * * *
Круг волшебный солнечных часов,
Блажь, уже шагнувшая с обрыва, Дрожь почти бесшумных голосов, Прошуршавших прямо, а не криво. Странное присутствие тоски В нехотя белеющей известке Стен, где приютились лепестки Роз, где разбегаются полоски Шатких, обескровленных теней, Жалостных сквожений ивняковых К северу, где, вроде, холодней — Может, от вторжений мотыльковых. К югу же уходит полоса Горного пустынного отрога В час, когда тревожит небеса Млечный Путь — Батыева дорога. * * *
Кто их видел? Когда? Бог весть! —
Но, огни по пещерам жгущие, Где-то рядом, конечно, есть Самодивы, в горах живущие. Выйдут, может быть, и ко мне, Улыбнутся, взглянув нечаянно, — То-то изредка при луне Кто-то шепчет мне опечаленно. Кто-то шепчет мне — но о чем? Не расслышать мне в этом шелесте, Хоть и чую там, за плечом, Свежесть млечную женской прелести. Шорох узких ног за углом Померещится и забудется, — Только ветер ворвется в дом, Да протяжный напев почудится. Слаще меда, желтей луны Это пение полуночное — Чьей-то памяти и вины Бремя жгучее и бессрочное. Легче тонкого волоска Это пение обрывается — И полынная, друг, тоска От предгорий вдруг навевается. * * *
Я на холмах — и воздух обомлел
От цепкой сухости растений узловатых, И юг насупился, и запад заболел, Весь в шрамах оспенных и в пятнах розоватых. И запах косвенный, какой-то непрямой, Полыни скученной, всклокоченной, шершавой, Обвившей склоны сизою чалмой, В округе носится с усмешкою лукавой. Проснулся ветр — небесный гуртовщик, Рожок пастуший пальцами сжимая, — И заметался, и невольно сник, Наверно, что-то понимая. Уже смеркается — и тычется волна Однообразно и лениво Туда, где в готские шумели времена Племен смешавшихся широкие разливы. Кто знает, жив ли он, угрюмый сей истец, Вернуть задумавший покой подземных залов, Германский гном, потомственный кузнец, Камней сверкающих хранитель и металлов. А на земле всему дивимся мы, Что в нашей памяти иль в сумерках таится, — И время движется неспешно за холмы, И к звездам тянется, и в музыке струится. * * *
Кто поленился закрыть
Окна, что смотрят на юг? Прошлого может не быть, Если словам недосуг. Дышит и слушает тишь — Кто же начнет разговор? Что за безмолвие? — лишь Воздух, спадающий с гор. Словно завеса, упав Между тобою и мной, Краем задела рукав, Тенью легла за стеной. Словно сгущается вдруг Час предвечерья — и вот Неумолкающий звук Властно кого-то зовет. Кто это там, впереди, Словно навис за чертой, С давним биеньем в груди Встав за горою Святой? Где это видано? где Слыхано? — помнишь ли, ждешь? — Тянешься птицей к звезде, Веришь — и тоже встаешь. * * *
Ты думаешь, что праведнее дни,
Когда они свободны и спокойны — И, может быть, внимания достойны, Которое до сей поры в тени. И к свету вырывающийся строй, Звучание, видение, сиянье, Неспешные зовут воспоминанья К тебе, — и вот осеннею порой Ты слушаешь, как листья шелестят И моря нарастает гул могучий — И вновь среди мгновений и созвучий Созвездия о чем-нибудь грустят — Хотя б о том, что путь твой горек был, Да сладостью прозрений был отмечен И радостью земной очеловечен, Чьей сущностью дышал ты и любил. * * *
Ночной фиалкою влеком,
Струеньем сумерек подхваченный, Я шел, овеян холодком, На свет, поодаль обозначенный. А город сбоку, за рекой, Гордыней шелеста обиженный, Почуяв запах колдовской, Глядел, как сад резвился вишенный. Не извлекая из цепей Свои суставы и конечности, Он простирался до степей — А там рукой подать до вечности. Отчасти в плач, отчасти в пляс Пускался он от нетерпения, Припоминая всякий раз, Что приуныл до отупения. Но, как ни странно, замирал, Потупив окна бесконечные, И только издали вбирал Цветенье летнее, заречное. А вдоль по улице, везде, Меж гаражами и заборами, Деревья шли, как по воде, Дыша пространством всеми порами, По мягкой влаге темноты, Волною свежей набухающей — И застилающей цветы, И о последствиях вздыхающей. Гурьбой урочищ и чащоб Деревья шли, держа с опаскою Зороастрийский гороскоп Тому, кто дружен с этой сказкою. * * *
Это песен густые узлы,
Это замыслов стебли тугие, Это вставшее из летаргии, Сохранившее запах золы. Уплывут по теченью венки, Расплетенные эхом знакомым, — И останешься с чем-то искомым, Хоть у страха глаза велики. Но пока что скажи: повезло! Не шути с толковищем кошмарным, — Лучше выйди к наплывам фонарным, Загадай ненароком число. Потому-то опять подождет Налетевшая с севера стужа — Не тужи по ушедшему, друже, Не забудь — впереди поворот. Что же дружбы? — осталось вздохнуть — Но без них не бывать нам счастливей — И сужу о тебе справедливей, Да и ты обо мне не забудь. В непреложный уверовав путь, Стану петь, как один я умею, — И досужие слухи развею, И живу, не смущаясь ничуть. Но куда же мне душу девать И куда мне уйти от печали, О которой слова не молчали И которую поздно скрывать? И чего мне от спутников ждать, Если речь от рожденья крылата И намного сильней, чем когда-то, Где готовилась только страдать. * * *
И туманным блеснет стеклом
За толпой фонарей в угаре Влага — та, что, кичась теплом, Не закрылась плотней от хмари. Берег вытерпит всякий хлам — И расширенными зрачками В хмури выхватишь здесь и там Все, что брошено снов клочками. Ни за что не желаешь ты Подчиняться пустым приказам Тех, кто с маху провел черты Под пристрастьем к округлым фразам. Не уступишь ты в этих днях Никому — ты один в пустыне, Мир почиет на свежих пнях, И не ведаешь ты гордыни. Не отдашь ты своих земель Никогда — ни к чему соваться В неизведанное досель, Чтоб от гнева потом скрываться. И осталось тебе, смутясь, От реки протянуть ступени К тем, кто кровную помнит связь С тем, что наши настигнет тени. * * *
Где приморские дали вольны
Светлой страсти распахивать лоно, Где тройным ореолом луны Обозначена грань Скорпиона, Где никто не поможет уже — И сдержать не желаешь движенья, — На прибрежном застыв рубеже, Продолжаешь миров постиженье. Предвечерья торжественный час, Время облачной розни и смуты, Отрезвленье для дум и для глаз, Пробужденье — и вздох по чему-то. Подождать — и шагнуть за черту, В сердцевину войти испытанья, С горьким привкусом травным во рту Городов миновав очертанья. * * *
Глаза приподняв непрошенно,
Стоишь до своей поры, Где в самую глушь заброшены Взъерошенные дворы. Увенчан листвой редеющей, Стоишь, не смыкая век, Покой прозревая реющий Над сонным слияньем рек. Фонарь приподняв над бездною, Стоишь в тишине ночной, Поддержанный твердью честною На шаткой тропе земной. Все то, что давно предсказано, Пронизано до корней Присутствием горним разума — И чуешь его верней. И кто-то с тобой беседует, Звезду в небесах подняв, — И что-то отсюда следует, И знаешь, что сердцем прав. Рассеяны в мире зернами Все те, кто к тебе добры, — И травами скрыты сорными Отравленные пиры. Засыпаны щели домыслов Растений пыльцой сухой, Привычность побочных промыслов Гнилою полна трухой. И рот не криви из прошлого Среди потайных щедрот — От зол толкованья пошлого К истокам запрятан код. Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и книг прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
|