Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерСоюз писателей XXI века на карте генеральнойГеоргий ЯРОПОЛЬСКИЙ
ПОСРЕДИ ЭПОХ
Дым Мы заплутали: нет ни оград, ни вех.
Бах ли поможет или подскажет Блок? Сизые нити дыма струятся вверх, сизые нити дыма вдыхает Бог. Впрочем, навряд ли: все поросло быльем. Нет нам ответа, смутен нам Божий лик. Блеклое небо пялится вниз бельмом, ангелы скрылись, всяк прикусил язык. Бог позабыл ли с нами Свое родство? Равен эпохе каждый протяжный вздох. Можно ли рушить зыбкое статус-кво, если застряли мы посреди эпох? «Явственно только чувство — не здесь, не так», — строчка сложилась — в прошлом, с чего невесть. Зло прорастает, ровно какой сорняк, и не изводит — множит мерзавцев месть. Как раскурочить цепь, что сковали нам? Станет ли время — без дураков — иным? Верится, что охранит нас заветный храм, зренье вот только застит прогорклый дым. Попытка отречения
Ахи, вздохи, чернильная сырость, —
ты избыт, сочинительский вирус! Не потянешь меня за язык. Хоть я с прежним собою и вижусь, но из собственных чаяний вырос, а живу — потому что привык. Полно пялиться в небо пустое: не отыщется в этом отстое человеческих искренних чувств; остается глумленье простое — что ни яблочко, то налитое, яду надо дорваться до уст. Эй, гибискус, фиалка и кактус, приобщаю вас к этому факту-с, дым пуская в вас ночь напролет: божеством остается лишь Бахус, осознание этого — лакмус (посинеет любой, кто поймет). Жизнь сгорает быстрее, чем клубы. Кто трубит в проржавевшие трубы? Не берусь описать этот звук. Я бы мог заговаривать зубы, да к чему? Эти фокусы грубы, кто бахвалится ловкостью рук? До свиданья, счастливые дети, тети, дяди, — тепло вам на свете: вы и в shit различаете sheet, ну а я разорвал ваши сети… Но откуда же строки вот эти?! Да и в горле немного першит. Кнопка ВЫКЛ
Помню, ангелов я слушал хорал,
полагал, что рядом с ними мой дом. Когда вытолкнули в зал, заорал от испуга, от движений кругом. Понемногу научился здесь жить, не бояться ни софитов, ни лиц — и порою стал выказывать прыть, надышавшись терпкой пылью кулис. К реквизиту и партнерам привык, знаю сцену, помню текст назубок. Жаль, что кнопку с маркировкою ВЫКЛ от рожденья в нас вмонтировал Бог. Смешные существа
Все же, что ни говори,
мы — смешные существа: всякий хлам у нас внутри превращается в слова. Разложимо все, что есть, до последней простоты. Что такое ум и честь — досконально знаешь ты. Похоть, ревность, крови зуд проявленьями любви параноики зовут, поясняя: C’est la vie! Рвем рубахи на груди, ан сегодня не вчера. Сколь углей ни шуруди, не окрепнет плоть костра. Не хранимся в янтаре, но сгораем, как дрова с той травы, что во дворе, мы — смешные существа. Раненый лось
На башке нет волос,
а во рту нет зубов, но, как раненый лось, я бросаюсь в ljubov. Мой последний рывок, напряжение жил, — чтобы знал Господь Бог, для чего я здесь жил. Чтобы даже скелет помнил весь этот зной — через полчища лет, во Вселенной иной. Пасмурный запев
Средь золотой кутерьмы
южного края елку поставили мы, в детство впадая. Заполночь вышли во двор как для проверки — темен был вышний простор, лишь фейерверки. Новое небо и днем неблагосклонно. Пятые сутки все ждем антициклона. Пасмурных дней череда — словно ущелье. Я просыпаюсь, когда ночь на ущербе. И невозбранно черна лапой любою елка в проеме окна — наша с тобою. Перемена
«Меняются портреты тех, кто умер», —
раскормленные знахарки твердят. Трагедией вернулся черный юмор? Нет, это проясняется наш взгляд. Иные смыслы видеть надоумил, когда ушел — за грань, за строки, за… Закрыв глаза — давая знать, что умер, — поэт всем остальным открыл глаза. Набор слов
Среди лубочных облаков,
чей облик ласковый так лаком, крест самолетика готов прикинуться небесным знаком. Но там, я знаю, звон турбин, раздолье праздным опасеньям. …Лет в девять ездить я любил в аэропорт по воскресеньям. Тоска по странствиям прошла, менять края неинтересно: другие заняли дела ребяческих стремлений место. Не ведаю, как их назвать — недосягаемые дали, когда мои отец и мать друг друга рядом не видали. Дотянешься ли в ту же тишь, а может, в ангельское пенье, набором слов? ведь это лишь еще одно стихотворенье. Георгий Яропольский — поэт, переводчик, критик. Родился в 1958 году. Окончил английское отделение Кабардино-Балкарского госуниверситета. В издательствах «Домино» (СПб.) и «Эксмо» (М.) вышли переведенные им на русский язык романы «Белый отель» и «Арарат» Д. М. Томаса, «Облачный атлас» Д. Митчелла, «Лондонские поля» М. Эмиса и других авторов. Переводил также с балкарского, кабардинского, грузинского, турецкого и других языков. Автор четырех сборников стихов и стихотворного переложения Апокалипсиса (Откровения Иоанна Богослова). Живет в Нальчике.
|