Свежий Номер

№ 1 (51), 2009

Санджар Янышев — поэт знатный и восточный. Знатный — потому что книга далеко уж не первая — а четвертая, публиковался в журналах много, лауреат нескольких престижных премий, да к тому же со-участник известного в литературе бренда «Поколение тридцатилетних». А восточный — потому что родился в Ташкенте, был одним из создателей группы «Ташкентская поэтическая школа» и Ташкентского поэтического фестиваля, правда, давно живет в Москве, что, к удивлению, почти никак не сказывается на его поэтике.
Янышев объясняется притчами, как во времена Омара Хайяма или Абу-ль-Аля аль-Маарри.
Самая мощная вещь в книге — «Близнец». Его невозможно разъять на цитаты, в каждой строке — продолжение мыслеречи, я приведу его полностью:

Слышите, как заиграли восточные барабаны и кимвалы где-то за горизонтом? Кажется, что сюда идет невидимая сила, восточная тьма, исполненная света, со всеми своими заклинаниями и поверьями, молитвами и песками…
Притча Янышева о близнеце — может быть, самое интересное поэтическое произведение о двуединстве человека, которое мне доводилось читать на русском языке.
А вот притча о «мертвом живом»:

Любовь, убивающее мертвое, — вот он, ключ потаенный от тайны жизни. Самого же себя автор оставляет на страже царства мертвых — чтобы мертвые не воскресли и не убили любовь. При этом себя Янышев числит в живых. Более чем в живых.

заявляет Янышев. Заявленьице-то, между прочим, бальмонтовское! Прямо-таки манифест солнца. Причем, у Янышева солнце это — подземное, это солнце метро! Вот так и поворотец, скажете вы. А что же тут удивительного? Над землей в столице небо почти всегда — серое. Спасибо всем заводам, автомобилям и прочим изобретениям человечества, отнявшим у нас чистое небо. Так что солнце, которое никогда не гаснет, живет теперь исключительно в московском метро. Все верно.

Это — «Зеркало». Вот такие зеркала в поэтическом мире Санджара Янышева. Кто эти зверьки? — паразиты мозга? alter ego автора? поток сознания?

Фантасмагорические образы Янышева, думается, имеют не только сугубо восточные, но и вполне европейские корни, восходящие к Босху или Фрейду.

Образ поэта и смысл его предназначения в авторском понимании раскрывается в стихотворении «Апология поэта»:

А расшифровка названия книги кроется в стихотворении «Мне бы легкости»:

Санджар Янышев — поэт многих смыслов, смыслового и социокультурного напластования. Дешифровка его стиха требует от читателя как чуткого слуха, так и определенной натренированности этого слуха на утонченную и порой экзотическую музыку. Тем же, кто готов к этой — вот именно! — работе, воздастся ни с чем не сравнимым удовольствием от истинной, живой и обитаемой поэзии.

Виталий Владимиров — поэт, прозаик, сценарист, журналист. Член Союза писателей России, Союза журналистов России, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, действительный член Академии российской литературы. Автор более двадцати изданных книг. В 2007 году награжден Золотой Есенинской медалью за верность традициям русской культуры и литературы. Внесен в книгу «Знаменитые люди Москвы 2008».
Это, как говорится, официальная информация.
Прежде всего, Виталий Владимиров — поэт. По отношению к жизни, по отношению к людям… Это в высшей степени достойный и порядочный человек, романтик, мастер художественного слова.
Стихи у Владимирова разные и разноплановые. Есть простые и предельно искренние, есть замысловатые и авангардные. Многоплановые. Как многопланова и сама жизнь.
Конечно, не все стихи у поэта одинакового качества. Но кто сказал, что поэт — машина, которая выдает на-гора шедевры?
Некоторые стихи из этой книги мне очень нравятся. Например, такие — «Между нами», «Звери такие добрые», «это для нас дом построили». Вот, например, стихотворение «Между нами».

Меня привлекает ритмизованный верлибр поэта, его метафорический ряд, необычные сравнения.
Владимиров испытывает влияния разных поэтов — и классиков ХlХ века, и футуристов. Вот, по-моему, стихотворение, написанное под явным влиянием Хлебникова.

Владимиров как поэт остро чувствует коллизии и метаморфозы современной действительности, не принимает мир чистогана и несправедливости, в котором мы все оказались в последние двадцать лет. Это остро-социальный автор, и, вместе с тем, нежный лирик, воспевающий гармонию человеческих отношений, союз между мужчиной и женщиной. Иногда он, на мой взгляд, перебарщивает, говорит чересчур откровенно. Однако на то он и поэт, чтобы перебарщивать и ни в чем не знать меры.

Анна Павловская — автор уже известный в определенных кругах. Было у нее лауреатство на конкурсе «Илья-премия» в 2002-м, тогда же, кстати, вышла и первая книга (совместно со вторым лауреатом Павлом Чечеткиным), были публикации в «толстых» и тонких журналах. Совсем недавно — дипломантство на Международном литературном Волошинском конкурсе и второе место на турнире поэтов «Коктебель-2008». Литературная биография, как видим, достойная. «Торна Соррьенто» — вторая книга, вышедшая почему-то на родине Анны — в Минске, а не в Москве, где она уже довольно давно живет.
Поэтический мир Анны Павловской — нервный, мучительный, страдальческий:

Однако настоящий мир, тот, в котором ей хотелось бы жить, — другой:

Поиск рая, выбор между светом и тьмой — это и есть непрестанная работа души. О чем бы мы не писали — об одиночестве или грибной охоте, о мире или любви — мы всегда пишем о своем выборе.

Анна как поэт выросла вне московской школы, вне новомодных влияний, и это не может не радовать — именно поэтому ее голос звучит чище и ярче. При этом — что сегодня вообще большая редкость — ей хватает обычных слов, чтобы сказать все, что необходимо:

И щемит сердце от ее «Запонки», и нечем дышать от подступивших к глазам слез — словно там, где летает ее самолет, все по-прежнему живы и счастливы, и простые и честные слова там имеют такую же подлинную ценность, как и в начале времен.
В русскую поэзию пришел новый поэт со своим голосом и своим миром. Не оттолкните его.

Дарья Тамирова живет в Перми — только это я о ней и знаю. Сейчас, в эпоху Интернета, это нормально. И мне достаточно ее стихов, чтобы узнать о ней. Вот этих, например:

Или — вот:

Или — еще:

Автора еще никто не видел, а его стихи уже обсуждают — что за новая Черубина? кто она по поэтическому гороскопу? что скрывается за странным именем и местом жительства? — может быть, она из дворянского рода и живет в Париже? А может быть, чей-то удачный розыгрыш? Кто бы это мог быть? — Спиногрызов? Водолазов? Быков? Короче, обычная редакционная чушь, которая лезет в голову.

А что еще делать в провинции — только любить и писать стихи. Горько любится, еще горше пишется. Не хватает разве что того самого головокружения от литпроцесса, который всем в Москве давно опостылел.

Другое стихотворение, но будто в продолжение:

Двадцать лет — период любовных переживаний, обид, становящихся стихами, обещаний, которые не стоит держать…

В отличие от лауреатов одной известной молодежной премии, здесь нет балансирования на грани порно, только — «любовный пот», прочее — переживания духа, помноженные на жажду плоти.

Книга Дарьи Тамировой создана по законам поэтического дневника — она пишется день за днем, с точными датами, позволяющими проследить развитие душевных переживаний в законной последовательности, изредка путающими следы перестановками-переклейками страниц в начало или конец тетради. Классический дневниковый формат — почти всегда восемь строк. «Написал восемь строк о любви и закрыл тему», — шутили когда-то. Тема неисчерпаема. Каждые гениальные восемь строк закрывают ее, и каждые новые восемь талантливых — открывают заново.
Будет нечестно с моей стороны не сказать о прародителях поэтессы, которые угадываются — это тщательно прочитанный Серебряный век, это Ахматова и Заболоцкий (странная парочка!), это Пастернак и ранний Николай Ушаков, это Тарковский и Бродский… Они еще гуляют порой между строк, добрые родители, проверяя, как там поживает дочурка. Хотя она уже взрослая и вполне может обойтись без их опеки.
В странном прозаическом фрагменте от автора, где Автор рассказывает очень странную историю о некоей бабушке и о, конечно, никогда не существовавшем городе Мантурово, что должно было бы убедить нас в реальности воображаемого автора, он все ж таки проговаривается: «…голос, диктующий мне мои тексты, все-таки гораздо тише воды. И заглушить его, стало быть, — раз плюнуть». Это путь к отступлению, которого мы уважаемому Автору не позволим.
Загадка же того, как книга никому не известной в Москве пермской поэтессы вышла в солидном московском издательстве «Известия» — пусть останется загадкой. Неважно даже то, существует ли в природе Дарья Тамирова или нет. Черубина ли де Габриак, Дарья ли Тамирова — это всего лишь наша вечная тоска по Прекрасной Даме русской поэзии. И если Дарья Тамирова существует — что ж, значит, чудеса случаются.