Свежий Номер

№ 2 (40), 2008

Сад осенний, сад вишневый, сад больничный —
То ли Чехов, то ли Бунин&Толстой.
Разговаривать о Боге, как о личном,
С пожилою, некрасивой медсестрой.

Вдруг сравнить себя с собакою на сене —
Между ангелом и бесом… А вокруг
Сад вишневый, сад больничный, сад осенний
По библейски замыкает ближний круг.

Вот и бродишь в нем почти умалишенный
С продолжением истории простой:
Сад больничный, сад осенний, сад вишневый —
Гефсиманский, год две тысячи шестой.

Боль и страх перемешались,
Явь и сон переплелись.
Января шальная шалость,
Медсестер бессонных жалость
Вдруг в меня перелились.

Бред бродячий, дух сиротства,
Дух скитания во тьме.
Призрак страшного уродства
То сплетается, то рвется
В разыгравшемся уме.

Жить бы, жить, не зная муки,
Жить! А там, глядишь, весна.
Но в огне лицо и руки,
И душа в разгар разлуки
Все выпрашивает сна.

Бред собачий, звуки, лица…
Все смешалось в липкой тьме.
В переполненной больнице
Всем одно и тоже снится,
То же самое, что мне.

Итак: преднизолон, ранитидин и но-шпа,
И капельницы плач, и редкий снег в окне,
А по утрам тошнит, а вечером так тошно,
Как будто жизнь сгорает на медленном огне.

Итак: рентген груди, потом — бронхоскопия.
Под подозреньем все: и сердце, и душа.
По венам яд течет, страшней, чем ностальгия,
И пахнет спиртом кровь под лезвием ножа.

Итак: девятисил, ромашка и фиалка —
Все выпито до дна из Чаши «Общепит».
Душа летит на свет. И ничего не жалко —
Душа на свет летит…

Лето катит последние вроде недели,
Вот и Яблочный Спас отслужили, отпели.

Август бродит в садах, а дожди — стороною,
Яблок в этом году, будто перед войною.

Но я чувствую вечную жизнь пуповиной,
Мне б дожить до шестидесяти с половиной.

Яблок вкус соблазняет до райского хруста,
Слово может быть вещим, — считал Заратустра.
В этом мире, где все хоть чуть-чуть виноваты,
Слово может менять даже судьбы и даты.

Пусть все так же сгорают закаты рябиной,
Мне б дожить до шестидесяти с половиной.

И я в первую очередь и даже в третью
Все пытаюсь себя оправдать перед смертью.

И хочу передать на хвосте у сороки:
Что для вечности наши ничтожные сроки.

Ночь сочится сквозь узкие щели в заборе,
Тишина и покой на российском Фаворе.

Скоро осень, и кажется: что еще надо?
Август смотрит, как из Гефсиманского сада.