Свежий Номер

№ 8 (82), 2011

выбираешь трап а тянет на тропу
воздух тяжек бессмысленны перелеты
на тропе неведомые укропы
кружево несут на своем горбу
в самолетах топы не читают Тацита
ходят ноги стройные по-над бездной
под ногами в травах городов уездных
жизнь шуршит в неведомой ажитации
и народы новые воцаряясь
в травах малостью своей блаженны
они выживут не стесняясь
узости воображения

мама вносила белье
нет, сугробы вносила
с улицы, что есть силы
дверь отнимала ее
хрустом стекла и галет
крысы и жабы жили
так сказывали старожилы
старшие семи лет
руки краснели в воде
опадали сугробы
на льняном и суровом
крахмал молодел
рамы мыла и твердь
неба терла газетой
в марте
без пиетета
не боясь умереть.

как ласточки немые на полях
блокнотов и пейзажей предстоящих
окну и глазу южная зима вот
на радость мне беззубо уличает
во лжи и неге грозный календарь

ворочаются в коме этажи
декабрьской почвы воли и неволи
скоромный ужин тяжко упадает
на самобранку сумречной семьи

он добыт хлеб он начинен изюмом!
не чинят перья больше не чинят
препятствий и не слышат никого
за ужином как в черно-белой фильме

но время я по хрусту узнаю
песка между зубов я презираю
тот хруст я по межвременью хожу
и в менуэте мерно приседаю

вневременным люблю и убиваю
у кромки этой илистой реки
которую презрели рыбаки
за бренностью и бедностью улова

как ласточки немые это мы
друг против друга прошлое с грядущим
я разрезаю полотно зимы
мне больно мне уже намного лучше

Даль высушит, а ты молчи.
Полей фисташковых невыносима
краса под снегом, сласть озимых.
И пусть другой пейзаж мельчит,
пусть вяжет горло буквой «е»,
цензуры снявшей оборону,
а этих робкий и неровный,
их почерк, у любви такой:
во мне, вокруг меня они, поля,
поющие немецкое die Flцte,
и облака срываются всем флотом
на дно меня, во времени ноля,
вне времени, подробнее чем сны.
Графических листов неспешность.
День прибыл
черною черешней
в кулак обветренный весны.