Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерВладимир АЛЕЙНИКОВ
И НЕБО В СКЛАДКАХ ГРОЗОВЫХ
* * * Вечер драмы влечет в никуда —
До трагедии, стало быть, близко, Если низко висят провода И протянута ветвь тамариска. Даже тропка ведет в пустоту — Знать, немало на свете такого, Что, шагнув за черту, на лету Ловит ртом изначальное слово. Так не рвись в эту глубь, в эту даль, Не спеши — я повсюду с тобою, Где широкая плещет печаль Полосой беспокойной прибоя. Не зови меня в омут, в провал, — Я такого успел навидаться И в таких закромах побывал, Что привык ничего не бояться. Ну а все-таки лучше сдержать Этот шаг, что полета коварней, Лучше руку горячую сжать — Кроны призрачны в дымке фонарной. Стены зданий прозрачны почти — И сквозная беспечна аркада, Чтобы вместе по ней нам идти В сердцевине извечного сада. * * *
Я покидал — и не однажды —
Края, иссохшие от жажды, Чьи веки, сомкнутые дважды, Скрывали взгляд на белый свет Среди совдеповского рая, Лишь то для сердца выбирая, В чем жизнь мерещилась вторая, Которой в сутолоке нет. Покуда мир оплачен кровью, И кривда рвется к изголовью, И правда вечной станет новью Для яви, сросшейся с мечтой, Подобной странному наросту На грани быта и погоста, Делиться с кем-нибудь непросто Хотя бы выдумкой пустой. Проста реальности основа, Известно — прежде было Слово, А после — все, что быть готово Разнообразным для живых, Поскольку вряд ли о порядке Твердят истертые тетрадки, С судьбой играющие в прятки, И небо в складках грозовых. * * *
Тебя ли с оливковой веткой
Примечу еще вдалеке, Желанную в грусти нередкой, Хранимую розой в руке? Разорваны горькие цепи — И нет у толпы Божества, Чтоб в древнем стенанье и крепе Найти дорогие слова! Ты радуги просьба, Таврида, Войти в золотые врата, Где впрямь затихает обида, Свирель возникает у рта. В перстах прозревая звучанье И чаянье слуха даря, Ты вся рождена как прощанье И встречена словно заря. Ты рядом со мной, Пиэрия, Изранена тяжестью гор, — Пускай торжествуют чужие, А ты хоть сейчас на костер. Но пламя тебя не затронет, Подобную белым лучам, И в море твоем не утонет Лишь то, что певцам по плечам. Волнуемы терпкие степи, Где тайна скитаний царит, — И даже в Эребовом склепе Асклепий тебя оживит. * * *
— Никому, ни за что, никогда! —
Это впалые тени двоятся, Силуэты растений слоятся, Да змеится шальная вода. — Ни за что, никогда, никому! — Это брызги срываются грузно В невозможные, светлые русла, — В полусон, в полусвет, в полутьму. — Никогда, никому, ни за что! — Это жизни смещаются краски, Просеваются в область опаски Сквозь неслыханное решето. — Никому, никому, никому! — Это сыплются смысла крупицы В те пустоты, где ночь не боится Наполнять неизбежным суму. — Ни за что, ни за что, ни за что! — Это жути упрямство и блажи, Запоздалая весть о пропаже, Раздвижной балаган шапито. — Никогда, никогда, никогда! — Это драмы какой-то ошметки, Подозренья сапожные щетки, Показухи чумной лебеда. Это все, что узлом навсегда Затянулось, — ужель не развяжем? — Что насупилось: — Нет! — никогда — Никому — ни за что — не расскажем! * * *
Мокрой вечерней листвы
Вдосталь на свете, пожалуй, Чтобы услышали вы Дождика выговор шалый, Чтобы покряхтывал гром, Словно спускаясь с откоса, Чтобы вставали ребром Кровные мира вопросы, Чтобы со славу словам Капли пахучие висли, Чтобы увидеть и вам, Как зарождаются мысли. Слово подолгу живет, — Времени мало у капель: Только сорвутся — и вот Кто-то свой вздох ими запил. Слово — как Мафусаил, Короток век — у эмоций: Только глаза приоткрыл — Сразу успел уколоться. Ба! — это влагой по край Шишечки роз набухают, — И с приглашением в рай Боль узнаванья стихает. * * *
Ежится кожей шагреневой
Мгла — и, видать, непроста, — Сизый, жемчужный, сиреневый — Вот предвечерья цвета. Льется водою проточною К ночи бегущая суть Жизни, с привычкою прочною Что-то рыбешкой всплеснуть. Вот серебрится, позарится На мошкару в камыше, — Вряд ли теперь разбазарится Все, что таится в душе. Паспорта вроде бессрочного Станет судьбы поворот, — Вот оно, самое точное Определенье щедрот. Утихомирится ль пылкая Кровь? — и не кстати ли — тишь, Ставшая смыслов копилкою Там, где сейчас ты стоишь? Неугомонное, жгучее, Сердце диктует права, Чтоб чередою певучею Шли на защиту слова. * * *
Нет, никто не сумеет сверчков убедить
Замолчать! — это звезды над ними, Да сады над рекой — их нельзя оградить, Населить сторожами ночными. Значит, ныне и присно сумей улучить Не мгновенье — лишь тень мановенья, — Ран сердечных, как видишь, нельзя залечить, Невозможно постичь дуновенье. Только шорох услышим — и тихо вокруг, Только лодки затоплено тело, Только замерли оба и вздрогнули вдруг — Ты сама этой песни хотела. То не ласточки лепят гнездо за гнездом — Улетели они безвозвратно, — И уйти не хотим, и ступаем с трудом — Ну когда же вернемся обратно? Паутины осенней летящая нить С чем связует? — их много на свете, Чтобы рук не тянуть и примет не хранить, Быть за все пред собою в ответе. Расскажи, расскажи — чем была ты жива? С чем пришла ты ко мне? — как спешила? — Не умолкли сверчки, не исчезли слова — Есть над нами Небесная Сила. * * *
Увы, роднее наших дней — не будет,
Они уйдут, овеяны тоской, — И память грешная хрустальный шар раскрутит — Предгрозья час, нависший над рекой. Не возражай! — истерзан иль наивен, Минуя прошлое, пойду я напрямик Туда, где дол, предчувствующий ливень, Был в ожиданье так разноязык. Лазурным роздыхом иль трепетом стрекозьим Пусть будет каждый миг заворожен, — Пускай сады, застигнуты предгрозьем, Воспримут мглу, похожую на стон. А гром ворчит, ворочая раскаты, Свинцовые, с налетом серебра, И ртутные, текучие палаты Выстраивает в мире для добра. Никто вокруг не ведает, когда же Начнется ливень, — вот оно, «чуть-чуть»! — И тяжесть неба, в скорби о пропаже, Ничтожной капле точный чертит путь — Упала, вздрогнула, в пыли, дыша, забилась, Почти изгнанница, отшельница почти, — И ничего уже не позабылось, И рубежа еще не перейти. * * *
Только с голоса! — с голоса только! —
Появись — и тревогу навей, Чтоб жасминная месяца долька На ладони осталась твоей. Поклянись — этим комом в гортани, Этой степью, чью речь затвердил, Этих верб и акаций гуртами, Что себя отродясь не щадил. Наклонись — чтобы сердце сжималось, Чтоб скитаний круги не замкнуть, Чтобы роза в руке оказалась, В темноту соизволь заглянуть. Дотянись — до колец сердцевинных, До небес в голубой смуглоте, Чтобы вод не сгубили глубинных, Задыхаясь в людской тесноте. Повинись — перед садом и домом — Во грехах, что случались не раз, Перед миром, настолько знакомым, Что не вынесешь всем напоказ. И когда при звездах загорится Этот жертвенный пламень в крови, Ты не сможешь вовек надивиться На великое чудо любви. * * *
Когда бы с грозами взаправду мы дружили,
Сражались с чудищами, правили ладьей, — Тогда б и песнями по праву дорожили, И справедливее вершился б суд людской. Когда бы не было наигранной тревоги, Отвага зрела бы, как летний плод златой, — Тогда бы тверже мы стояли на пороге И Храма Божьего, и хижины простой. Но все утеряно и все дождями смыто, Снегами стаяло, развеялось песком, — И вновь мы ищем у небес защиты, В полынь курганную упавшие ничком. Но есть воители, не знающие страха, — Они стрелы не убоятся днем И ужасов в ночи, горстями праха Швыряющих в пространство за окном. Но есть свидетели их подвигов и славы, Сокровищ, добытых и в битвах, и в трудах, — Праматерь-степь, и темные дубравы, И твердь высокая в зарницах и звездах. Ведь память мудрая лишь верным помогает, И мы осознанно всю жизнь идем на риск — И вот от собственного взгляда погибает В зерцале отраженный василиск. * * *
Нет, никто никогда никому не сказал,
Где сокровища речи таятся — Средь звериных ли троп, меж змеиных ли жал, Или там, где беды не боятся. Соберись да ступай, по степям поброди — Не родник ли спасительный встретишь? Не тобой ли угадано там, впереди, То, что ищешь? — ему и ответишь. Не биенье ли сердца в груди ощутишь, Не слова ль зазвучат о святыне? — Может, взор мимоходом на то обратишь, Что миражем казалось в пустыне. Где томленье по чуду? — в слезах ли росло Иль в крови, что огнем обжигала? — Потому и священно твое ремесло, Что в любви — откровенья начало. Даже страшные клятвы уже ни к чему, Если просишь у неба защиты, — Потому-то не скажешь и ты никому, Где сокровища речи сокрыты. * * *
Вот смеркается, вечереет, —
И душа уже не болеет, Но глаза от прохожих прячет, А порою по-птичьи плачет. Кто ты — горлица иль зегзица? — Отзовись, не пугайся, птица! — Не стенай надо мной, не надо, Не кружись над громадой сада. Отзовись из далекой были, Где себя наяву забыли, — И во сне возвращенья нету К золотому началу света. Что же, корни его — в землице? Не кричи надо мной, зегзица! Что же, ветви его — не тронешь? Что ты, горлица, страшно стонешь? На кого же ты нас покинул? Лучше в сердце во мраке вынул, Лучше б слуха лишил и зренья! Где предел моего горенья? — Нет конца твоему горенью — Ты живущим пришел в даренье, Ты поешь, и звучанье это — Золотое начало света. Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
|