Свежий Номер

№ 1 (194), 2022

Внесли букет простых цветов с холма
Сюда, где сад от роз разбухших светел,
Где дом открыт, — и сразу я заметил
Неброский отсвет, сдержанный весьма,
На диво стойкий в смутные года,
Не запах — дух почуял я знакомый
Кочевий давних, пряною истомой
И горечью, крутою, как всегда,
Еще зовущих, — истово, как встарь,
Умеющих по-новому напомнить
О таинствах — и нехотя восполнить
Утрат моих печальный календарь.

Струится отсвет — и вослед за ним
Негромкий отзвук слышится былого —
И памятью навеянное слово
Самим своим присутствием земным
Всем нам, живым, о многом говорит —
И возраст сердца речи не помеха,
И сей приют — наивная утеха,
Эпохи нет, вот-вот и догорит,
Сожжет впотьмах последние мосты,
На берегу оставит нам пустынном
Алтарный дым, да вздох в краю полынном,
Да эти безыскусные цветы.

Пьющий солнце, колышется гребень,
Хорохорясь к полудню с весной,
Словно некую выстрадав степень,
Из компании двинув честной
В математику веток окрестных,
Перекрестных стеблей и стволов,
Где подспудная память о безднах
Тянет мыслей немалый улов.

Словно взмах из высокого сказа,
Из далекого края привет,
Без оглядки на снег, без приказа,
Пьют растенья спасительный свет —
И таинственных токов струенье
Вместе с соками там, под корой,
Впечатлений питают роенье,
Создавая пленительный строй.

Это рвенье — и это рыданье,
Это радость — и это печаль,
О несбывшемся, может, гаданье,
Невозможности ломкий хрусталь,
Это странность — но это и встряска
В гуще быта, у стен и оград,
Горловая разбухшая связка,
Все, что зренью доступно подряд.

Но порукою — верности опыт,
И попробуй себя убеди
В том, что дерзок расплеснутый ропот
Всех событий, что ждут впереди,
В том, что связь эту можно разрушить,
Эту завязь и близь разорвать, —
Нет, уж лучше мне сызнова слушать
Мир, где все мы должны рисковать.

Гора спросонок спину не застудит,
Хоть ветерок по-своему и прав, —
И вот уже с привычным: будь что будет! —
Ростки восходят средь лучистых трав.

Опять весна, отнюдь не без разбора,
Зовет к себе всех тех, кто солнцу рад, —
В ней нет неблагодарного раздора,
Напротив, есть издревле мудрый лад:

Размеренность, скорее — очередность
Растений, пробужденных ото сна,
Упрямо берегущих первородность
И действенность свою — сквозь времена,

И к свету выносящих из дремоты
Мистерию исконную свою —
И чующих неведомое что-то,
Все то, с чем жизнь их входит в колею,

И свято относящихся к приметам
И признакам земного бытия —
К тому, что будет кем-нибудь воспетым,
Покуда рядом — почвы палея,

Покуда эта летопись раскрыта
Для всех, кому столь дороги слова
О том, что есть небесная защита
И в годы смуты истина жива.

Считанные минуты,
Считанные часы —
Для непогоды, смуты —
И вековой красы.

Все на пути омыто
Влагой с дневных небес
Вот и довольна свита
С вестью наперевес,

Честью древесной, грустью
О золотом былом,
Где протянулся к устью
Впалой реки излом,

Где посреди растений
Знаешь о том, что жив, —
И от пустых ступеней
Медлит уйти отлив,

Где далеки от сути
Мысли — и, видит Бог,
Рати ночной и жути
Старый открыт порог,

Но и тогда, пожалуй,
Вздох или гнев сдержи,
Выплеск тоски немалой
Нитью страстей свяжи.

Что потомкам оставим своим?
То глубинное чувство отваги,
Для которого мало бумаги, —
Потому-то и подняты стяги,
Чтобы люди радели о благе
Тех земель, на которых стоим.

Что же ждет их в грядущем? — заря
Набухающей в сумерках эры,
Отметающей смуты химеры,
Где бесчисленны, впрочем, примеры
Возрастающей правды и веры,
Что пронизаны светом не зря.

Будет ветер нехотя бубнить,
Как старик, о чем-то наболевшем,
И кряхтеть, и все вокруг винить,
Что сочтет пустым и надоевшим.

Заклинанье, может, затвердит,
Чтоб страстей не встретить оголенных,
Молоком холодным застудит
Белизну снегов неугомонных.

Будет хлопья стынущие брать
И швыряться пригоршнями с маху,
Чтобы кровь надумала играть
И соваться поздно было страху.

Что за вечер! — чисто и светло,
Снова стекла в доме запотели,
Все, что грело, исподволь ушло —
Потому и птицы улетели.

Хлопнет дверь — и вроде бы всерьез
О земном подумаешь и вечном,
Заворчит лохматый верный пес,
Успокоит взглядом человечным.

Прошуршит невидимая мышь,
Под ногами скрипнет половица,
Выйдешь в сад — и, замерший, стоишь,
Не успевший вдосталь надивиться.

Что при мысли о вешнем чуде
Начинает бродить в крови,
Чтобы ждали мы все, как люди,
Сострадания и любви?

Станет мука мукой помола
Всех возможных куда грубей,
Чтобы воли влекла крамола
И прохожих, и голубей.

Чтоб тихоня с цепи сорвался,
Потому что прозрел давно,
Чтобы ветер с утра ворвался
Прямо в двери, а то в окно.

Сколько вспомнится чувств, и песен
От подвалов до чердаков —
И по-прежнему ль интересен
Мир отъявленных чудаков?

Ничего, что стареет тело —
Прямо к свету припасть спеша,
В мир, клокочущий оголтело,
Словно в детстве, летит душа.

Юность далека,
Далее ладони, —
То-то велика
В памятливом тоне
Резкая тоска,
Реющая близко,
Где-то у виска,
Ниже тамариска.

Выше облаков —
Веянье и рвенье,
Может — пустяков
И отдохновенья,
Может — бестолков
День до отупенья,
Сжатых кулаков
Ждет долготерпенье.

Глубже, в стороне —
Ярусы прибоя,
Чайки на волне,
Серое, рябое,
Яшмы желтизна,
Капли сердолика, —
Жизни крутизна
Вроде многолика.

Блестками слюды,
Водорослей сетью,
Толщею воды
Скрыто лихолетье —
Только на песок
Выплеснулось что-то
Чуть наискосок,
Так, вполоборота.

Согретому предгорью,
Конечно же, милы
Внимания подспорье,
Волненье похвалы.

И в облаке, и в море —
Прожилки серебра,
С рассеянностью в споре,
Оправданной вчера.

А нынче не узнаешь
Растенья на холмах —
И нехотя внимаешь
Смятению в умах.

Залива полукружье —
Предвестие тепла,
Меж влагою и сушью
Завеса ожила.

Кому же не желанны,
Кому же не нужны
Присутствие нирваны
И, может быть, весны?

И золото разлито
В лиловом и седом,
И все еще открыто —
И мир, и взгляд, и дом.

Облако цвета былого,
Белого, чуть с синевой,
Вне обретенного крова
Встало над головой.

Белое — в нем ни кровинки,
Млечное — в нем гущина,
Словно из поднятой кринки,
Выпитая до дна.

Вспомнить удел дорогого,
Кровного, — и понимать:
Духу и ясному слову
Силы не занимать.

Ты думаешь, что праведнее дни,
Когда они свободны и спокойны —
И, может быть, внимания достойны,
Которое до сей поры в тени.

И к свету вырывающийся строй,
Звучание, видение, сиянье,
Неспешные зовут воспоминанья
К тебе, — и вот осеннею порой

Ты слушаешь, как листья шелестят
И моря нарастает гул могучий —
И вновь среди мгновений и созвучий
Созвездия о чем-нибудь грустят —

Хотя б о том, что путь твой горек был,
Да сладостью прозрений был отмечен
И радостью земной очеловечен,
Чьей сущностью дышал ты и любил.

Тебя возьмут на воспитанье
Твои мирские испытанья —
Но, своеволен и упрям,
Ты все же выдюжишь и встанешь,
Приноровишься и отпрянешь —
И все поймешь, и скажешь сам,
Откуда слово и зачем —
На время или насовсем,
И как судили о таком,
К чему был призван и влеком,
Те, загубившие таланты
И заводившие куранты.
Чтоб опосля нам разбирать
Таблицу чисел завалящих
И в поученьях предстоящих
Почти осознанно играть.

Не жаль мне умыслов, сокрытых
При замирании листвы,
И козней, вдребезги разбитых,
О коих не слыхали вы,
И сказок с лестью и подвохом
О том, каких мы были сил,
О том, как время выпивохам
Все соки выпило из жил,
И причитаний торопливых
О всех растраченных в пути
Мгновеньях чутких и пытливых,
Которых впредь не обрести, —
Но я вздыхаю не напрасно
О всех исчезнувших с земли,
О том, что небу стало ясно,
Какими все мы в мир пришли.

Судьба не в лилиях, не в розах, — но смотри,
Смотри сощурившись туда, где склоны наги, —
Слепую линию сложили фонари,
Вкось прорезающую балки и овраги,
А звезды ясные расскажут до зари
О том, что сбудется с тобой, о каждом шаге, —
И ты, отшельничая, истовей гори,
Чтоб слово помнило о вере и отваге.

А я и здесь и всюду дома —
И мне по нраву этот мир,
Где слухов хаживала дрема
И вечер грустен был и сыр,

Где укрепляется надежды
И сотворенная мечта,
Где речи грубая одежда
Незаменима и чиста,

Где путь отыщешь мой на ощупь,
Как шов у века на боку,
Где море треплет и полощет
Все то, что помню и влеку.

Забыты в беге торопливом,
Где в бедах выжил я едва,
В уединении пытливом
Вернулись все мои слова.

Над золотыми кораблями
Встает октябрьская заря —
И шелест лет над тополями
Звучит, судьбу благодаря.

И музы частым посещеньем
Поддержан я — и дышит лад
Изиды символом священным,
И розами расцвечен сад.

Вот и отсвет листвы устал
Быть посредником в давних играх,
На колени пред летом пал,
Чтоб, едва разгораясь в тиглях,
Быть кому-то нужней, чем вздох, —
Это осыпь сентябрьской славы
Здесь, на стыке систем, эпох,
Накануне вулканной лавы,
Изменяющей облик мест,
Где бывать приходилось часто, —
Здесь высокий поставят крест
В память вмерзших в громаду наста,
Застудившего всю страну,
Загубившего слишком многих, —
Здесь я встречу свою весну
И на горных спою отрогах.