Свежий Номер

№ 5 (192), 2021

                                 1
Битые кластеры пишут письмо на Вы
Пунктуация жуткая Хочется заорать
Нахрен нахрен нахрен Вон из моей головы
К Лойсо Пондохве В глушь где всегда жара

В детстве приснилось что стены раскалены
И я сжигаем воздухом между них
Здравствуйте Смерть Напекли для меня блины
На табуретку встаю и читаю стих

Кто протянул эти левые провода
Манипуляция — музыка неживых
Голос бубнящий Ползи ко мне в рот Еда
Понедельник суббота С пяти до пяти Без вых

                                 2
И воскресенья не будет пропел Булат
Вот и дышу сквозь расколотый календарь
Здравствуйте Мышеловка Всегда бесплат
Здравствуйте Слезы Вечности Торф Янтарь

Здравствуйте Люди ждущие похвалы
Здравствуйте Ноты голодные Мне не спеть
Любвеобильную песню чужой халвы
Я — только медь звенящая Только медь

Дьявол в деталях запутался Раскидал
И не собраться двум ангелам у стола
Дабы явился третий Который мал
Но городит исцеляющие слова

До треска зубовного, до наготы
подкожной прошли этот путь.
«Великий целитель, нам скоро кранты.
И свой стетоскоп не забудь».
Великий целитель с вершин на орле
слетает к немытым мужам.
Он каждому молча меняет реле
и все, что потратила ржа.
Меняет нам масло, доводит болты,
сшивает поползший покров:
и снова мы с миром ущербным «на ты»,
привычная красная кровь.
Что ж, брат Терминатор, в дорогу пора.
Обратно в подземный приют.
А то, что у нас полетели «дрова»,
на это и боги плюют.

Я — для проклятий потерянный овцепрыг,
я — для наветов утраченный птицелет,
я разбазарил подаренный мне язык,
искренне веря в небесный волшебный мед.

Что ж теперь делать с ошметками предложе?
Ни на одном глаголе не растопить.
Я — ничего не добившийся протеже,
только и мог, что фьють — твою мать — фьюить.

Нет меня. Пусто. Фантазия одного
странника, начертавшего на волнах
палки и огуречик, и о-го-го!
Странное самомнение. Вот же ж нах.

О, час очешуительных историй
развесит плавники, раскроет жабры,
махнет хвостом и разопьет заначку,
а утром печень будет мучить стыд
за выметенный дом и за икоту
полуночную в дальних городах.

Сейчас красиво прыгает закуска,
вскипает пиво, голос воспаряет
к таким верхам, каких не ведал слух.
Роскошный хохот, развалясь в халате,
щенка за ухо треплет и в мундштук
пускает к потолку за сердцем сердце.

Кури неспешно, Век-Декамерон,
подслушивайте, дети, войте, кошки,
беги по кругу, рюмка со слезой.
О, счастье скучной жизни. Дура-Память,
танцуй на битых стеклах без позора.
Мы поднимаем, чтобы отпускать.

Ничего в руках не остается
Только память кожа воздух солнце

Только память кошка снег бумага
Все что потерял ушло во благо

Все что потерялось не напрасно
Были кожа воздух солнце праздник

Кожа воздух солнце праздник нега
Волны обжигающего снега

Терпение — есть пение в ночи,
ворчливый вечер тело отключил,
и только голос фонарем в метели
качается. Высокая печаль
без горечи, но с гордостью. Рычаг —
поднять себя из карстовой постели.
Спокойствие. Угрюмость без хандры.
Болезненного опыта дары,
когда чем больше били, тем счастливей.
Уверенность, что месяц — и теплынь.
И можно будет пить из пиалы,
открыв окно, горячий черный ливень.

Нищебродный мирок. Сборище идиотов.
Для стороннего взгляда каждому есть работа:

раз плодимся и множимся, роды и юбилеи.
Мы давно не горим — бесперебойно тлеем.

Приходилось однажды проездом в мирах богатых:
небоскребы взлетают, взрывается навигатор,

и живут не пойми на что, а все время в новом,
на вопрос: «Че кого?» — неизменный ответ: «Хреново».

Не тоскую. Кормлю соловья. Удобряю розы.
Нищебродный мирок лелеет свои занозы.

До рассвета читаю, когда накрывает ужас.
Я достиг мастерства в производстве тесьмы и кружев.

Мне казалось: способен на шаг.
Но сегодня дотумкал: я — шар,
словно гелием, полон большой
мандельштамовской нищетой.

Весь в картофельных свечках опят
командир мой в гондоле остыл.
Облака громче сосен скрипят.
Надо поверху бросить настил.

Потащили под локти ветра.
Нужен клапан, чтоб выпустить газ.
Обещали: там будет дыра —
что угодно спрессует в алмаз.

Скольким хотелось бы «Здравствуйте, как дела?»
Помнишь и любишь, но застревают в горле
напоминания: мимо судьба вела,
ну так чего беспокоить их личным горем?

Всякая реплика: жажда сказать свое —
не поделиться, вывалить, вот, носитесь.
И потому безадресные «Але» —
все мои тексты? Кто я всем вам? Проситель?

Да, не Пракситель. Не мраморные века,
а восковые месяцы дарят губы.
Голос, скрипящий сквозь буквы издалека.
Помнит и любит. Кого из нас помнит и любит?

Стихотворение — ящик Экзюпери.
Белый барашек, смотри, задремал внутри.
Он идеальный и дружит с Розой.
А самолет и пустыня — проза.

Стихотворение — это колодец для
сердца, которому нужно напиться. Я
не ощущаю жажды, но жду наркоза.
А самолет и пустыня — проза.

Стихотворение — нежный укус змеи.
Для прирученного лиса следы мои
пахнут восторгом и не таят угрозы.
А самолет и пустыня — проза.