Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерСонет на карте генеральнойСергей МНАЦАКАНЯН
ХМЕЛЬНЫЕ СОНЕТЫ НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ
После фильма Федерико Феллини «Репетиция оркестра» Воистину скандал произошел,
взбесились все рояли и тромбоны, когда над всей вселенною ладони воздел провинциальный режиссер... Долой его! Рассыпьте этот сор! Зачем святая музыка Мадонне, которая давно в публичном доме? Зачем негармоничный этот хор? И все-таки, ладони воздевая, так верит в музыку душа живая, так плачут скрипки и грохочет гром, что царствует гармония повсюду и музыка уже подобна чуду... То чудо — человечеством зовем. Сонет 1991 года
Я буду метаться по табору улицы темной
за веткой черемухи... О. М.
Разит «черемухой» на старых площадях —
она, шипя, сочится из баллона в руках не диверсанта, так омона — они, герои, нас не пощадят... Не надо лирики в классических стихах, Умолкли соловьи во время оно. И отсвет генеральского погона сулит порядок безо всяких благ. Мертвецки спят диктаторы в гробах — от Чаушеску до Наполеона, а в магазинах на семи холмах ни «монопольки» нет, ни самогона, лишь реактивный рокот самолета несется не Кувейт, так в Карабах. Связь
Что-то припомнится — зябкий, как вздох,
все он родней, придорожный репейник, милый лопух, большеухий бездельник, вытянул лист, словно слушает Бог... На аварийных развалах эпох, на пустырях, где нога не ступала, в дебрях руин кирпича и металла снова колючки сожмет в кулачок... — Стой, — говорит, — до того одиноко... Как ты живешь мой товарищ? Неплохо? Длится столетьями тайная связь. Вцепится в брючину, не отпуская, словно бы это природа живая трогает, в бедную душу вцепясь... «КаФэ»
Прекрасно развалиться на софе,
забыв на миг о мире и тревоге, а после по накатанной дороге скатиться в молодежное «кафэ», где вечный гардеробщик в галифе и в дискотеке молодые йоги в аффекте — безо всяческой подмоги! — ритм отбивают, как поэт в строфе... Да, здесь никто не думает о Боге, которого, как говорится, нет, а медная тарелка на треноге грохочет, позабыв о счете бед, и шар земной, испив дневной мороки, как мотылек, летит на красный свет. Сонет из драматической поэмы
«Гибель британского фарфора» Соль этой жизни, мой прекрасный друг,
и это, знаешь, не обидно даже, совсем не в том, что видится вокруг, а в том, что маскируется в пейзаже, таится в рвани, в неприглядной саже, в кромешной бултыхается грязи, сокрыто наподобье дерзкой кражи, колеблется за тенью жалюзи, и разъедает, не найдя опору, назло всему назойливому хору, который не желает продохнуть, все то, что вечно недоступно взору: подобную прозрачному фарфору — незримую, но явственную суть. Рокер. Античный сонет
Покуда пьют в гостях или играют в покер,
задребезжит стекло и отзовется рев, то в сумерках летит одетый в кожу рокер невесть куда среди деревьев и дворов... Сто километров в час он жмет за будь здоров, он молод и горяч, он жизнь еще не пропил, как большинство из нас, в ком нынче много проку ль, — и хвост за ним летит бензиновых паров. Он, в сущности, кентавр, к плечу его приникла чувиха юная на раме мотоцикла, они вдвоем, ревя, вонзаются во мрак, где вместе празднуют, зачатые в реторте, прообраз будущего на ревущем черте, не вспоминая о прошедших временах. Сом
Как черная дыра — осклизлый этот сом
усами вписывает вкрадчивые взмахи в движение воды — и ходит колесом, и дышит вкруг своей возлюбленной коряги. Сам Сабанеев бы не пожалел бумаги, чтоб описать, как он — движенью в унисон — вдруг жабры навострил, повел хвостом во мраке и замер, как свинья, клонясь от счастья в сон! И так протянут он, как будто скользкий мост от преисподней тьмы аж до вселенских звезд, восславив Н2О, в той смуте бытия, в которой тайный смысл и жизнь идет своя, вбирая облака, что спят над головой, как розовая тень всей жизни мировой... Неоклассицизм
Так вот — единство времени и места
и действия — незыблемый закон... Да будь что будет — юная невеста, в которую жестокий муж влюблен... Ах, эти страсти, что имеют место: стрельба, погони, колокольный звон, — все вписано, как в рубрики реестра, в шекспировский классический канон. А время изменилось — неспроста в нем путаются даты и места, оно глазасто, как кривая призма, но почему-то — верно, мало той! — от современной жизни молодой хмелеет муза неоклассицизма... Сонет № 218
В тот магазин под вывеской «Вино»
и я входил нетвердою походкой, здесь продавщица громогласной глоткой напоминает зава районо... Здесь целит в мужиков прямой наводкой державная сургучная печать, до тошноты обрыдло так стоять в очередях за мясом и за водкой. Пусть чавкает и воет это стадо — исчадие промышленного ада, пускай ревет и алчет во хмелю, а я ловлю виденья вертограда и этот мир отчаянья, распада с тоской невыразимою люблю... Троянский сонет
На шестисотом мерсе, как джигит,
несется не чеченец, так грузинец, представьте, ничего себе гостинец — в багажнике запрятан динамит! По улицам метельных городов они несутся, черные красавцы, в них дремлют не банкиры, так мерзавцы, что, впрочем, не меняет сути слов. Чуть шелестя и словно не касаясь земли и чуть ли в небо не взиваясь, они летят в российской нищете, за поясами греются «ТэТэ»... ...как молвил бы великий Блок с небес: «ужо постой», троянский мерседес... Непредвиденный сонет
Сонеты на троллейбусных билетах,
мерещатся сонеты на стенах, беспутные сонеты на сонетах, в гостиничных продутых номерах, необъяснимо прячутся в буфетах, ныряют в сумрак театральных лож, таинственно мерцают на портретах солидных государственных вельмож. О, я здесь вовсе ни при чем, поверьте, сонеты голосят из круговерти, той, ледяной и огненной вполне, по сердцу шелестит волна сквозная, а я перо хватаю, сам не зная, кто непреклонно их диктует мне. Сонет родине
Пускай не ты, но все твои сатрапы —
над Мавзолеем долгие года витали их велюровые шляпы, надетые чуть выше живота... Они тебя в свои кривые лапы так взяли безо всякого стыда, что вечная поблекла красота, как ветхие обшарпанные храмы... Ежов, Ягода, Суслов, Каганович — все как один насильники и сволочь тебя имели — их бессчетна рать, не пьянка — так маевка иль распевка, глянь в зеркало! — а там хмельная девка, валютная потасканная блядь. Двуличный сонет
Хамелеон — Хам и Наполеон
в одном лице взирают без опаски из-под одной витиеватой маски на рвань и на величие времен. Наполеон и Хам — хамелеон: лафа менять расцветки и окраски, плевать в кого-то или строить глазки, — все втянуты в сплошной иллюзион, где императора венчает шляпа, а Хаму непотребна голова, где не боится лепета иль ляпа проросшая сквозь душу трын-трава — и что тебе до трепета иль храпа? Двуличная основа такова... * * *
Похмелье неизвестного поэта
с забвеньем неизвестного солдата сравнил бы я, но нет в душе ответа, что это будет понято когда-то. И я вернусь к метаниям поэта, знакомым мне до искреннего мата, которым вас прикладывают где-то соседи у пивного автомата... По части кайфа и по части лайфа мы чемпионы мировых столиц, ну, а поэт — поэт исполнен драйва: в его душе неслыханная мета: метафора — как амфора! — стоит, а амфора, как женщина, раздета. Сонет после книги
Я бредил этой книгой четверть века —
я ею жил и прожил раза три! И вот она залистана — смотри; се — типографский оттиск человека... Да, слава богу, не героя века, а одного из вечной тьмы людей, здесь, как в сетях, история страстей, похмелья, зуботычин, боли, смеха... Да, продиралась из небытия, шурша бумагой, словно жизнь моя чудесная! — из горечи былого пока еще не сказанное слово, пока что не оконченный рассказ, в котором дышат Тлен и Божий глас. Сергей Мнацаканян — коренной москвич, член Союза писателей СССР с 1974 года, автор многих книг стихов и прозы.
|