Свежий Номер

№ 6 (164), 2018

в полночь глухую дождь зарядил густой:
нудная стынь с белесой крупою саговой
как побирушка, просится на постой...
бойся шептать, голубка, старинный заговор.

серому дню отходную простонав,
злая вода холодное небо скомкала.
…как отразится в зеркале сатана
да полюбится паче ясна сокола.

лютою жаждой явится велиал,
хворь напустив — тупую тоску былинную:
сотни озер по капельке выпивал —
ты не проси о волюшке — не помилую,

но с петухами первыми пропаду —
в осень рябую дерну конягой сивой.
капли бегут, и мелко дрожат в саду
груша, ирга да пень, бывший дикой сливой.

жалеть себя — напрасный труд.
смотрю задумчивым эстетом,
как облака гурьбой плывут
над уходящим бабьим летом,
как ветер, ласково-певуч,
заржавленную гладит землю,
под одеялом серых туч
музей-усадьба спит. приемлю,

как сушь цветную тянет вниз —
кружа легко, по-детски прыткий,
летит к земле кленовый лист
перчаткой бывшей фаворитки:

восторг разорванных тенет,
покой прощания с юдолью:
сверкнет раскрытой пятерней
и смирно ляжет — вверх ладонью.

а барин? уж наверняка
другая кликнет — ляг, пригрею,
обнимет местного царька
что будет сил, как лоб — мигренью.

сквозит насмешливый прищур —
глухую грусть под корень косит.
и воздух свеж, и полдень хмур:
какая пасмурная осень…

точка, точка, запятая.
нас (би-бип) — живем, летая:
палка, палка, огурец —
на крыло встает птенец.

минус, рожица кривая.
как система корневая
держит дерево в земле,
мы врастаем, сечи злей

в зиму долгую, глухую,
в жизнь, короткую такую,
будто уличный дебош —
не задушишь, не убьешь.
нынче встали с петухами,
рядовые вертухаи,
зрим в квадраты несвобод,
как тускнеет небосвод:

света белого начало
входит чинно, величаво
в бесконечный окоем —
с добрым утром, с новым днем.

Дрожал белесый небосвод,
Красивый, будто на открытке —
Седобородый старый год
Проворно собирал пожитки,

Бетонку мокрый снег лобзал,
По спинам семенил торопко.
Шумна, как елочный базар,
Тесна, как платная парковка,

Бежала суетная жизнь —
Вилась короткая бечевка,
Трудна — хоть падай и ложись…
Сквозь мягкий снег виднелся четко

Небес потрепанный деним
В бескровье матовых отметин.
Жива присутствием Твоим,
Я шла — надеясь — в новолетье…

зрачок слезу казнит —
свет пламенный померк:
когда горит зенит,
грешно смотреть наверх.

взгляд — камень из пращи:
дрожали небеса,
и солнца белый щит
сердито нависал

над брюхом земляным.
невидимая твердь!
устав бежать за ним,
куда спешить, ответь?

притворно голуба
холодная латунь.
гуд бай, май лав, гуд бай.
ату ее, ату.

блик острого луча
тихонько угасал:
на мраморных плечах —
трофейная лиса.

копье закатного луча скользит по ребрам облаков.
плоть небосвода горяча, простор груди нагой багров —
давя в чугунном кулаке неподдающийся гранат,
кармин трубит невдалеке, как день минувший был распят:

он лег, прозрачно-бирюзов, — смакует молодая тьма —
на равнодушный горизонт, чья полоса всегда пряма.
так юн и светел — право, жаль, шептать привычное — остынь…
сок по запястью побежал, густеет сумрачная синь.

…когда воскреснет бирюза, изгладит память — старый трюк, —
что свет упрямо вырезал из беспроглядья лунный круг…
восходят зерна первых звезд, ночь дремлет в мареве парном,
и часовым встал белый плес, тих, как молитва перед сном.

хищная зелень, утренний хмель земли.
цвет одуванчика, поздний, сырой апрель.
будто во сне бормочет тебе: «замри»
бурая твердь — постой, не ходи по ней.

ты не спасешься: тянутся трав полки —
юное войско шелковых янычар —
к бледной лазури, холодны и легки,
жемчуг дождя рассеявши по плечам.

в ноздри ударил яростный дух листвы.
лепетом почв ты весело пренебрег:
шаг торопливый, птиц голоса чисты.
капля свободы — желтый цветок у ног.