Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПерекличка поэтовАлександр ГАБРИЭЛЬ
КАЖДЫЙ ДЕНЬ
Вспышка В тот лунный час, когда Шахерезада
закончит все дозволенные речи, и небо белой шалью снегопада укроет кленов зябнущие плечи, когда мороз забудет чувство меры, паучьей нитью окна устилая, и шалые соседские терьеры устанут от бессмысленности лая, и ночи всеохватное цунами войдет в наш дом, желая вечно длиться, все то, что стало с нами, станет снами — короткими, как будто вспышка блица. Синема
Каждый день — словно явь, только чем ты себя ни тешь,
но циничный вопрос возникает в мозгу опять: ну, а вдруг это просто кино, голливудский трэш, и слышны отголоски выкрика: «Дубль пять!»? Вдруг ты сам лишь мираж, одинокая тень в раю, пустотелый сосуд, зависнувший в пустоте? Ты сценарий учил, ну а значит, не жил свою, заменяя ее на прописанную в скрипте. Дни летят и летят бездушною чередой — так сквозь сумрачный космос мчатся кусочки льда... И невидимый Спилберг выцветшей бородой по привычке трясет, решая, кому куда. Спецэффекты вполне на уровне, звук и цвет, и трехмерна надпавильонная синева... Жизнь прекрасна всегда, даже если ее и нет. А взамен ее, недопрожитой — синема. Не сезон
Слезы от ветра шалого вытри
в сумрачной мороси дней... Как ни смешай ты краски в палитре — серое снова сильней. Серые зданья, сжатые губы, мокрого снега напев... День безнадежно катит на убыль, еле родиться успев. Туч невысоких мерзлые гривы — словно бактерии тьмы. Осень на грани нервного срыва. Осень на грани зимы. И черно-белым кажется фото, лужи вдыхают озон... Эх, полюбил бы кто-то кого-то... Но — не сезон. Не сезон. Кроссворд
Я с ней не был знаком, даже имени я не знал.
Чуть припухшие губы, легкие босоножки... Был в руках у нее на кроссворде раскрыт журнал с молодою еще Андрейченко на обложке. Я лишился привычной легкости Фигаро; я слагал варианты, но не сходилась сумма... До чего ж малолюдно было в тот день в метро в два часа пополудни, в субботу, в районе ГУМа. Эта встреча казалась даром от Бога Встреч, даже воздух вокруг стал пьянящим, нездешним, горним... Но куда-то, не зародившись, пропала речь, встав задышливым комом, дамбой в иссохшем горле. А когда она вышла, досрочно сыграв финал, что осталось во мне — ощущенье беды, тоска ли? И глядел в потолок незакрытый ее журнал с неразгаданным номером двадцать по вертикали. * * *
Присесть на лавочку. Прищуриться
и наблюдать, как зло и рьяно заката осьминожьи щупальца вцепились в кожу океана, как чайки, попрощавшись с войнами за хлебный мякиш, терпеливо следят глазами беспокойными за тихим таинством отлива, и как, отяжелев, молчание с небес свечным стекает воском, и все сонливей и печальнее окрестный делается воздух. Вглядеться в этот мрак, в невидное... От ночи не ища подвохов, найти на судорожном выдохе резон для следующих вдохов. Но даже с ночью темнолицею сроднившись по любым приметам — остаться явственной границею меж тьмой и утомленным светом. В старом доме
Мир еще сохраняет и цвет, и объем;
вдалеке — океана седой окоем... И покуда мы дышим, покуда живем — эта жизнь сохраняет интригу. Хочешь — смейся, а хочешь — качай головой: мы однажды окажемся вместе с тобой в старом доме, засыпанном легкой листвой, не входящей в Плющевую Лигу. Даже если не веришь — придумай, пригрезь. Это будет не завтра и будет не здесь: Только быстрого ливня искристая взвесь, дом и комнат его обветшалость... Будет вечер — улыбчив, хитер, сероглаз. Мы придумаем вместе Олимп и Парнас, и, возможно, случится у нас и для нас то, что прежде ни с кем не случалось. Хоть в реальности мир — неприветлив, не наш, ноют руки и плечи от тяжких поклаж, да и сам я — бегун, растерявший кураж на тревожных бескрылых фальстартах, но никак не могу я не думать о том, как мне дорог волнующий этот фантом: твой непойманный взгляд, тот заброшенный дом, что не сыщешь на гугловских картах. * * *
Предугадай-ка: осознáешь, нет ли,
бесстрастный, словно камни пирамид, когда в последний раз дверные петли земного скрипа истощат лимит. Невидная окончится эпоха, и в пригоршне едва звучащих нот прозрачный иероглиф полувдоха незримый нотный стан перечеркнет. Твой путь земной — не шаткий и не валкий — на этой гулкой точке завершив, взлетят куда-то к потолочной балке растерянные двадцать грамм души, где и замрут, как мир окрестный замер, и где, платки в ладонях теребя, глядятся в ночь опухшими глазами немногие любившие тебя. Александр Габриэль — поэт. Родился в 1961 году в Минске. С 1997 года живет в Бостоне (США). По образованию — инженер-теплоэнергетик, сейчас специализируется на тестировании программного обеспечения. Публиковался в журналах «Нева», «Интерпоэзия», «Дети Ра», «Новый журнал», «Новый берег», «День и Ночь», «СловоWord» и др. Автор книги «Искусство одиночества» (М.: Водолей, 2006).
|