Свежий Номер

№ 4 (126), 2015

медуза обняв человека
выплыла с ним на берег

пока обсыхали под солнцем
она щупала распростертое тело
жгучими ртами

Он потащил простор сначала вправо
выправляя надломленную линию горизонта
затем потянул его влево
чтобы совместить контуры холмов и деревьев
с оставшимися на своих местах после сдвига ландшафта
очертаниями пустот
Толя Хром был доволен своей работой:
в пейзаж вернулась гармония
забытой красоты и покоя —
довоенная протяженность
естественно пересеченной местности

Но что было делать с воронками?

Хром спустился в одну из них
вырванную очевидно
крупнокалиберным снарядом
Она поглотила длину его роста
и только встав на цыпочки
Хрому удавалось выглянуть за ее взрыхленные края

На дне воронки была коричневая вода
и тело человека с лицом облепленным глиной
Хром присел на корточки
и стал рассматривать лежащего
Муравьи устроили бойню на его раскрытой груди:
рыжие дрались с черными
Черный что был покрупнее
сомкнул челюсти на шее тщедушного рыжего
и крохотная голова скоро отвалилась
Хрому даже послышалось как хрустнули стальные ножницы
Рыжий однако не умер
и продолжал нашаривать лапками исчезнувшего
вместе с возможностью видеть и рассуждать
врага
все еще пахнущего омерзением

Хром вылез из ямы и начал отряхиваться
Театр военных действий перекинулся:
по штанам Хрома карабкались муравьиные отряды
Они вступали друг с другом в схватку
продвигаясь в тряском
непостижимом пространстве бога

вползает сырое безглавие
с меня шелестит листва
отпрянувшей кожи

Почувствуйте вкус грозы
выкрикивал человек
стоя на крыше старенького трамвая
Это был вагоновожатый
Он оттягивал дугу токоприемника
и затем
напрягаясь чтобы умерить силу возвратного механизма
медленно приближал ее к проводу
Сверкала вспышка и воздух наполнялся запахом
электрического разряда

Несколько пассажиров вышедших из вагона
принюхивались и сглатывали слюну
Они утвердительно кивали головой
соглашаясь признать возникший во рту металлический привкус
за предчувствие близкой грозы

Я привлеку к нам бурю объяснял вожатый
продолжая опыты вспышек
от чего пространство улицы остекленело
пронзенное ярчайшим светом свежести

Скоро подул порывистый ветер и надвинулась черная туча
Грянула гроза
и пассажиры вернулись в трамвай
Один Юрий Шолк не стал прятаться
и двинулся дальше под ливнем и штормовым натиском
задыхаясь в волнах озона
пока не вышел на сухую городскую площадь
безмятежную
счастливо обойденную ненастьем

Почувствуйте вкус персика призывал человек с трибуны
в окружении десятков отдыхающих
С набережной доносились мягкие всплески моря
Оратор взмахивал руками и делал пассы
выставляя раскрытые ладони перед собой
будто призывал всех замереть и одуматься
хотя никто и так не шевелился
боясь потревожить
завороженный покой сердца
Все глубоко и мерно жевали
внушенную мякоть душистых плодов

Вдоль пляжа шагала шеренга мужчин
одетых в халаты цвета хаки
в широкополых — раскрашенных для маскировки —
шляпах
и давящих пыль берцах
Это были постояльцы легочного санатория

Шолк не раздумывая пошел за ними

Дойдя до летнего театра
они поднялись на сцену
и начали декламировать
Вдохни-ка грудью как в последний раз
Изблюй ты мерзкое тогда — вкушай великое сейчас
Глазей на жизнь как ты зубами кости гложешь
И хваткой насладись зверья покуда мучить можешь

Из карманов они доставали гранаты
по очереди выдергивали каждый свою чеку
и притопнув правой ногой
метали с улыбкой
друг за другом
гранаты в клумбу
Вырванные из земли
белые
красные
желтые
розы красиво и размашисто взлетали вверх
и потом оседали
беспокойным роем лепестков и листьев

Шолку понравился вкус войны
Осколок пробил ему горло
Кровь растворялась
в поступавшем снаружи прельщении праздника:
она пахла пока не душным
рассветом сада

Все реже я чувствую тягу
исписывать лист за листом —
рука безразлична к перу
перо равнодушно к бумаге

Не знаю сколько уйдет
год или два — а может и больше —
чтобы заполнить дюжину белых страниц
вечный остаток тетради

Компьютер лишает письменность долга
над рукописью корпеть
вычеркивать слово за словом
любуясь зародышем черновика

Пару строк набросав
перехожу затем к шепоту клавиш
в электронный череп бросаю
черновое бремя мучений

Все реже теперь на полях вывожу
вереницу лиц и растений
в надежде прорваться
от смуты письма к письму о смуте

Лишь иногда теперь вижу
как в изможденной странице
исцеляя ушибы и раны
зреет увечное тело стиха

умирая он ошибся дверью
вернулся
пошел дальше по коридору

рой бабочек вился вокруг него
они облепили грудь руки лицо
щекотали и пачкали кожу

он сорвал с пожарного щита сачок
и когда добрался до нужной двери
сетка была полна

рукоять гнулась под тяжестью
захотевших его сопровождать насекомых
неустанных в своем изобилии

входя
— теперь уж наверняка —
он поскользнулся и упал в ручей

замешкав они набухали и гибли
шевеля плавниками
скомканных крыльев

Светлеет стеклянное City:
в заоблачных башнях
кондеи сквозят восторг
из убыли в небыль державы

Я включил телевизор
желая оглушить себя эфиром
обезболить душу
его мерцающим шелестом

Он лениво шевелил мыслями
как река водорослями
сообщал хорошие новости о моем прошлом
развлекал всплесками хохота
а то начинал обильно прыскать кровью
и приходилось вытирать ее полотенцем
с лица
со стола
с пола
Он даже одолжил мне немного похоти
и я испытал длительную
высококачественную
эрекцию

Под утро он забрал меня к себе в ящик
Я гостил у него неделю
и за это время научился исцелять язвы и лихорадку
с помощью собственных испражнений
употреблять в пищу желтые корни
синих липучих растений
овладел жестами 3D-цефалов

Я вернулся домой
пройдя полный курс вживления
в братство хранителей
тлеющих огоньков беспамятства

дыхание города распахнув
они выносили гул хора
туманную пряность свечей
глаза их светлели навстречу
грядущим опытам смерти