Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерЛИТЕРАТУРА ДРУГИХ РЕГИОНОВ. Перекличка поэтов
Дети Ра ВЕЙЦМАН
В ТЕСНЫХ СУМЕРКАХ
Покидая Бостон
Прошло девять лет. Пожелтели лишенные прилагательных стены.
Из кухонных шкафов литературно доносятся фальцетом голоса. Напоминая Родена, стоят в тесных сумерках свечи. Акустика ныне исчезла; возможно маячат шаги. От будничных звуков остались лишь мат да молитва. Считая углы, их огибает лишенный наречий старик. Из книг, что о Боге, заметна одна лишь старинная книга. Глаза покидают альков, ступени и, следственно, город. Наверное, страшно уехать, познав, что искусство проходит. Деля предложенья на «что», проносится речь по цветному стеклу. Привычным мордентом — прелюдия отталкивается от начала. Пыль падает на пол, решая навеки остаться. На месте пустыря
Внутри темноты — существительное квадратом ли, прямоугольником.
Кaртавый написал бы о «развалинах геометрии», но они еще не воздвигнуты. Здесь будет здание. Внутри него будет у компьютера Раскольников. Раскольникову будет угрожать порфироносный начальник, эпитеты которого будут бить стекла и доноситься от Vesey St. до West Side Hwy. Здесь будет корпоративный мир — как каменная частица вечности. Мир правых и твердых, в которых лукавый при каждом удобном случае будет холодить конечности. Здесь будет здание. Напротив Гудзона и Меррилла. Крутящиеся двери — головокружение от бонусов. Жизнь для судьбы о лучшем уделе не ведала и не ведает, особенно по мере отдаления от образа Христа. В начале первого ночи будут фразы из финансовой фени. Затем будут подносить баланду, двадцать баксов на каждого. Что это, если не преодоление разума, сна и лени? Mашины будут подаваться к половине пятого. Три тысячи шестьсот пятьдесят три — таких дней, плюс високосные, если размышлять о будущем. Но каждый день — счастье: счастье — работать и зарабатывать вместе с Гольдманом. Одно, два, три, четыре движения туловища, и уже весь Нью-Йорк от Broad до Шестьдесят пятой заражен прямоугольным опытом. Нестарые евреи выбегают из hedge funds, и в private equity их немного осталось. Индусы с H1 визами — без оглядки из Сити, из АМЕКСа. Бегут и банкиры из Моргана. Из Дойче — с криками «Гольдман убер аллес». Бегут — сюда, эти всевозможные уолл стритовцы без адреса. Господь спасет и сохранит Гольдмана, и отныне добавит новое здание. Немного бетона, немного железа, достаточно проволоки, малость извести. К зданию добавятся элементы сострадания и параллельной зависти. Не избежать и новоявленной прелести запаха новизны. Но пока здесь темнота — гипотенуза крана, как метафора виселицы или трамплина. Зеки спят. Неподалеку уже не дымится котлован. Ветер ровный, с юго-запада. По трoтуару проходит белая рубашка сорокалетнего господина. Завидев желтый капот, пальцы тянутся вверх, но внутри уже занято. Инвенция-3
Картина Курбе, где рифмуется пристанище с влагалищем.
Синтез предвкушения полового акта и его осознания. Поля Коро и вода Моне. Вероятно, так никто не писал еще. Вероятно, здесь переход эрекции в отчаяние. Отказ ограничиваться декольте. Картина — натюрморт. Сосок без прилагательного. Бедра. Живот до Ренуара. Ниже — сплошная антропофилия. Плоть и ее, плотское, вино. В экзерсисе подобного рода присутствует некоторое бессилие: «как ни ложись, тебя все равно...» Суммарно — тело лежит, после свершившегося подсмеиваясь над кистями. Тело — француженка, не лишенная корсиканской примеси. Такой ее б задумал Энгр. Чем дальше от совокупления, тем ближе к истине. Чем ближе к истине, тем бесповоротнее к ереси. Это неизбежно, как и давно продуманный шифр: В начале сотворил Бог небо и землю. И сказал Бог: да будет свет. И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И сотворил Бог человека по образу Своему. Инвенция-4
Это такой удивительный мир,
в котором «нынче ветрено и волны с перехлестом» привычнее, чем «я помню чудное мгновенье» — какое удивление, этот мир. Стук в дверь. Это либо из органов, либо импровизатор, желающий заработать и рассказать подробнее о трех любовниках Клеопатры: всякий итальянец мечтает приехать в Россию и хорошо заработать. Колокольчик в дверь. Это уже тиран. Не инкогнито, вернувшийся из театра, глотая будущий рогалик и воображая чашку кофе (не) из Старбакса, расположенного напротив. Затем Кирджали — в этой музыке есть что-то от Кампанеллы, как и во всем, что заканчивается на «ли», исключая глаголы. Кирджали страшен и говорит на молдавском языке, в котором больше антонимов, чем в русском. Наконец, святой Симеон и еще не святая Мария по очереди держат Младенца, соединяя Завет Ветхий с Евангелием, а страх — с тиранией. Не без взора Отца и усталой пророчицы Анны. Инвенция-5
Двумя руками он нарисовал круг. Внутри поставил восклицательный знак. Это был и его лик, но в первую очередь — Божий. Он закрыл блокнот и посмотрел на небо. Ночная иконопись была той же. Он произнес по-пастернаковски «Авва Отче» и дальше забормотал сугубо личное — для ушей создателя. О том, что стало тесно в прежней обители. О скуке, обживающей разум. О том, что за исключением птиц, все живое общается матом. Забормотал и, предчувствуя неладное, пошел прочь. Александр Вейцман — поэт, переводчик, эссеист. Родился в 1979 году в Москвe. В 90-е годы переехал в США. Окончил Гарвардский и Йельский университеты. Переводит на русский и английский (стихи И. Бродского, Н. Гумилёва, К. Кавафиса, Г. Максвелла и др.). Живет в Нью-Йорке. Постоянный автор «Детей Ра». |