![]() Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПоэзия Союза писателей XXI векаСергей АРУТЮНОВ
За тридевять земель
СВИДЕТЕЛЬ ВЕКУ СВОЕМУ I. Какой бессмысленной ездой
Наполнено мое посконье, Когда звенит в душе пустой Самоизгнанье отпускное. Лететь за тридевять земель, Где так мгновенно опустею От моря ли, что чуть светлей И снисходительней к безделью. Таящимся, как мухолов, Почувствую ль еще острее Тугие мускулы холмов, Всклокоченных, как при обстреле, Бесчисленные острова, Где камни сгрудились шершаво, И белобрысая трава Шуршит, как в том году шуршала. На пляже, что древней песка, Споткнувшись о вьетнамку чью-то, Пойму ли вновь, как смерть близка, И как ничтожна жажда чуда, И память, что в себе гною Настырно, нудно, хлопотливо, И свет, стремящийся к нулю При безусловности отлива. II.
Где скал потрескалась черствуха,
Оплыл оливы ствол кривой, Являлись мне два вечных звука — Сверчковый стрекот и прибой. До козьих тропок над обрывом Достать пыталась пена брызг, И мир вставал святым, открытым, Промоленным насквозь и вдрызг. Прокалена и камениста, В лазурь сбегала ширь бугров, На клирика и коммуниста Кладя заслуженный покров, И думал я — к чему мне море, Его архейский хризолит, Когда предчувствие немое Блаженства больше не сулит. Промчалась жизнь в сплошном томленье, Борьбе бесплодной и пустой, Тревоги тяжкие довлели, Заботы резали уздой, И вот, на склоне лет безумных, Я память в синеве топлю О том, что совести подсумок Готов к назначенному дню. * * *
В смятенье, авитаминозе ли,
Бесслезным, словно напоследок, Зачем вымаливать у осени Ушедших дней посмертный слепок? Они ушли, но так же благостна Новорожденная парсуна, И свет, ворованный у августа, И тень, что свету неподсудна. Еще пронзительней, крамольнее Придут иные страстотерпцы, И с ними чаемой гармонии Навеки может расхотеться. Но как бы ветры ни шаманили Струеньем листопадных гранул, Горит в листве одно желание — Истлеть и претвориться в мрамор. Элегия
Ни уплотненный трафик на Садовом,
Ни чайки над Нагатинским затоном — Ничто во мне ни я, ни свет кругом, А черный ленинградский метроном. Кто засыпал в жару, проснувшись в холод, И в зеркало молчит, как дверь, прихлопнут, По стенам шарит голубым белком, Ветрами выпит, пустотой влеком… Я в этом сентябре, себя не помня, Не отличая полночи от полдня, О город бьюсь, как об морское дно, Что содроганьем волн раскалено. В толкучке снов, где шевелиться стыдно, Душа в тоске пред осенью застыла, И смотрит мутно, будто не теперь, В нависший сумрак скрещенных теней. Там, где на ветках синева трепещет, И каждый сущий — жалкий перебежчик Из тлена в тлен, как брызга на стекле Скитаний вечных по чужой земле, Сезонные лимиты превышая, Набитая, как бэха, крепышами, Снежинками, спускается зима, Самой собой от снега спасена. * * *
От шарканья метлы до скрежета лопаты —
Дождей демисезон да карканье ворон, И лишь дома стоят, сутуло угловаты, В простенках затая безвременья вагон. Терпение мое, когда же отправленье? Из полумиража полумираж создав, Я претворил свой путь в стальные параллели. Вези меня к своим, полуночный состав. Я сам взойду туда, к манометрам и топкам, На воздух октября гудок облокотив, И этот свист еще зачтется по итогам. Труби, мой черный конь, стальной локомотив. Обступит снег зрачки, залепит глотку уголь, Но, пронося свой крик сквозь мрак и духоту, Я с ним не поделюсь последней долгой мукой, А выпущу пары и спрыгну на ходу. * * *
Не легче ль cписать на климат
Раденья об андрогине, Когда через двор окликнут Немыслимые другие? Похлопают иль прихлопнут, По-прежнему — лотерея, Но вот он, житейский опыт Простого преодоленья — От нежитей завалящих На сгнивший штакетник вешай Последний почтовый ящик, От плесени заржавевший, Вестей бы таких, что вот бы Насаживать со дня на день Числитель чумной Европы На Азии знаменатель. И так уж сто лет судачил Дискантом насквозь продутым Знаток мировых солдатчин — Раздвоенный репродуктор, И через двойные рамы С подсохшими пауками Гундосил — а на хера мы Грядущее понукали? Ты знаешь, какой ценою Платили за кровь братушек, И нежность свою сыновью Таишь от острот протухших. И пусть эта шваль горланит — Рассматривай как везенье Любви ледяной орнамент, Простертый над нами всеми. * * *
Свидетель веку своему,
Глотая дни, как сулему, Я жизнь провел как в забытьи. О, Господи, освободи. За эти жалкие гроши Неверья цепи сокруши, Нравоученьем опостыль, Как сорок лет моих пустынь. Явись в осенние хлеба, Где с Речью шепчется Литва, Последним на святой Руси Всего меня преобрази. Для новой тверди подо мной, Во имя истины одной, Во имя той, что всех давней, Во имя истины Твоей. * * *
Когда, обряженная в свеклу,
Всучишь седьмой по счету флаер Не шурину, так точно свекру, Что на ходу тебя облапил, Тебе я вспомнюсь безучастно, Как сталагмит известняковый, Которому не излучаться Меж сэндвичем и пепси-колой. Меня ты вспомнишь безотчетно, Превыше скук, надежд, метаний, Как жизнью битая сучонка, Что малых сих элементарней. Как буксировочное судно, От напряженья чуть живая, Меня ты вспомнишь как-то смутно, Как бы резвяся и шаманя. И я тотчас тебе предстану, Как дюжий мерин шестисотый, Подобный драному Тристану Перед завшивевшей Изольдой, И, временем не поколеблен, И стол, и дом тебе воздвигну, И ты прошепчешь — здравствуй, Ленин, И спрячешь флаеры за спину. * * *
Дмитрию Филиппову
Не могу осознать, а раз так, то, наверно, не надо мне,
Как сливают страну и как мертвый над нею стою, И на подиум входят литые самцы доминантные, А другие в гробах возвращаются в землю свою. И на этой земле, сухоснежьем едва припорошенной, Штыковыми лопатами роют им скорбный альков, И звенит в их манерках последней упрямой горошиной То ли хруст мировой, то ли слышанный в детстве Тальков. Не журись, пацаны, неизвестно, кому тут херовее: Вы-то вон, залегли аж до самого Судного дня. Остающимся здесь — тискать баб с выменями коровьими, Поменяться бы с вами, козлятки… такая фигня… За три выстрела взводных, овальный портретик на мраморе, За гвардейскую ленту венка, что от хмари промок, Оловянную кружку со ста милосердными граммами, Поменялся бы с вами и я, если только бы мог. * * *
Когда б измерить мог на свой аршин
Провинциальность вывертов столичных, И год, что ничего не завершил, И окон муть, и двери без табличек, Я б эту меру праздновал один, Оттискивать на лбу не обязуя Ни загнанных в кредиты воротил, Ни запах ночи, близкой, как безумье. …Склоненье чаш — и в ряби золотой, Еще пошлее и еще эстрадней Стоишь, как думаешь, «над суетой» — Пред мокрым снегом и зимой бескрайней. Сергей Арутюнов — поэт, прозаик, критик, публицист. Родился в 1972 году в Москве. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (семинар Т. Бек и С. Чупринина). Печатался в журналах «Дружба народов», «Дети Ра», «Зинзивер», «Футурум АРТ», «Знамя», «Вопросы литературы», газете «Вечерняя Москва» и других изданиях. Автор многих книг.
|