Главная страница Главный редактор Редакция Редколлегия Попечительский совет Контакты События Свежий номер Книжная серия Спонсоры Авторы Архив Отклики Гостевая книга Торговая точка Лауреаты журнала Подписка и распространение |
Свежий НомерПоэзия союза писателей XXI века на карте генеральнойЮрий ПРОСКУРЯКОВ
МЕДИАТОР ОДИНОКОЙ СКАЛЫ
* * * Буква.
Темен закон букв. Бессонней ночной тьмы, Аморальней дождя и мглы, разносимых ветром из пор земли. Лик. Светел его закон. Тончайший луч души моей мысли, И твоего сомненья. Скажи, На встрече боли с огнем Разве не кормили нас патокой обещаний? Разве не плакали униженные и оскорбленные? Разве не ждали? Разве не верили? Русское поле. Перекати-ветер футбольных пшеничных мячей, Тяжелые удары боксерских груш-бензобаков, Прокатные станы штанг параллельных комбайнов. Не жди. Не верь. Во тьме наших букв Горят огоньки невиданных звезд, Мыльных пузырей твоих поцелуев, Родная. * * *
Сбив замки на тюрьме сна,
Я выпустил время из плена. Гуляй, веселись, согревай своих верных! Копье эроса уже не проткнет шею, И не станешь искать закутков желанных, И осенние листья друзей, И бесплодный песок любовниц Запоет эоловой арфой сожалений. Ты хоть пушки расставь вокруг, Колоколами куражься язычниками, В пауках непорочных зачатий Распиши вместо ветра-шиповника Лилию холодной страсти на моем предплечье И моментально забудь. Как забывают жизнь Пацаны на пляже в играх плановых калек И дети, виновные, нераскаявшиеся дети, Впечатанные в круги под глазами Теперь навсегда бессонных родителей, Озаривших войной свои дымящееся черепа. * * *
коляска братской могилы
скачет по ухабам истории солнце крышует небо паскуда ворона черного полиэтиленового пакета шевелит боком вдыхая ветер то опадет то отползет к зазевавшемуся газону обыватели — йоги быта глотают глиняные свистки и веселый страх сытных обедов раздувает гузные дирижабли брюк они лопаются на мостовых дождя и падают в коляску братской могилы оранжевый дворник педантично машет метлой намекая на все способы самоубийства перечисленные Дюрнгеймом быдляк или по старому — бык черным ногтем требует у меня сигарету я не успеваю ответить как он проваливается в разверстый ужас братской могилы * * *
кто ты?
я? — никто. довольно врать. ты — кто! как скажешь. куда идешь коленями на макушке, помогая влезть в каску эсэсовца. я? — никуда. голенищами не укрывайся прозрачными презервативами! я — сижу в яйце Фаберже между ног у семитского брата и сосу леденец червонца во рту распальцованной бабы, сменившей троллейбус во лбу на бээмвэ ягодицами славный — наш, любимый, народный. погоди, здесь дюраль повредил пулемет чеканкой грядущего, коммунизмом цветочка в заднице шимпанзе. повернись, покажи усы во лбу ветрового стекла. я не могу от тебя, не могу, не м… не, ннннннн… * * *
Чистый лист
Своей девственной белизной Не дает безнадежно сосредоточиться. По какому курсу теперь стихи По отношению к баррелю, Черные строчки, оскверняющие девственную белизну? Но их к счастью нет на моем листе, И ты с двумя флейтами, уставившаяся на меня С другой стороны листа Своими пустыми лирическими глазами Уже не взываешь, Но обращаешь к пророку Белый лист, затуманенный знаменем молодых полей. И я послушно черчу твой фриз Твою мандалу нескончаемых вздохов И пытаюсь завладеть хотя бы Одной из флейт, Раз уж я принужден к нескончаемой Медитации. * * *
Она прошла. Сверкнули на спине
не стрелы, нет: какие-то тупые и зверские, как Жуков на коне, и нежная стремительная выя кусала стыд мой, бешеный запал не взорванный, пупок ее костистый, как жерло козодоя, ее кал то восходил, умноженный на триста, и жрали патоку нагих ее ступней. Я шел за ней, не в силах оторваться от всех ее, то танков, то коней, как будто нарисованные Ватто все клоуны соединились в ней. Я вас люблю. Зеркальной гильотиной она зарделась мертвою луной, но мой запал все тлел, и черный гной плеснул из рамы первобытной глиной. * * *
эта гора — мандолина чудес,
медиатор одинокой скалы зазевался на склоне. это ты запеваешь чудесным голосом нефрита? нет — это ты! ложь твоя не мешает наслаждению звуком твоим, а я? как мне петь, вбит по пояс в мечту точно свая брошенной стройплощадки, разве могу я петь? не сомневайся, можешь. ну разве что в промежутках ударов копровой бабы по темени. не смеши меня, я — твоя баба, нанизанная на медиатор скалы, живу в мандолине горы. а я, я мечтаю пролететь сладким соусом сна в створку окна, где радиола красит губы, и обнять вереск северных стойбищ пепел давно умерших и растворившихся в позвоночных костяшках кастаньетов своих растаявших под южным взрывом предков. * * *
ты выдаешь решение юл
дубом кричишь золотым и медовым осколком лампады разорванной туком имитируешь ангела в яйцах слез Навсикаи ваксой чернильной запугиваешь озарение мажешь елеем крутишь на палец если такое возможно в сознанье Зенона дуб разверзает щемящего яблока глаз лампада коптит умножаясь во лжи астронавта ты имитируешь черного ангела мести розы растут из ушей и вокруг твоей выи озарением в грязь все же ждешь и тоскуешь я прохожу под тобой сквозь колонны спиралей и диалектику денег просыпающихся через закат вижу тебя целую губами вытянутыми вдоль автострады вслед возрождению жизни * * *
когда отверстые могилы
споют серенады любви, галактическая спираль сердца разлетится брызгами чистой ключевой воды, сонмы ангелов в черных одеждах, в сиянии солнечных лиц через сомкнутые судорогой страсти, частоколы ресниц, расплещут мертвый кирпич океанов на заплаканные страницы стихов. не печалься, мой друг, это игры других, непознаваемых поэтов, это лето с его омертвляющим ознобом и лихорадка нетерпения, летящая мелкими камнями прямо в лицо из-под колес стартующих, разобранных на части самолетов. Юрий Проскуряков (Москва) — поэт, прозаик, драматург, художник, филолог, лингвист. Автор книги «Оверлеи, или Как облегчить себе жизнь в трудные времена» (М., 1999) и многочисленных публикаций. Основатель магестетики — новой концепции человеческой деятельности, являющейся областью на границе жанров искусства, психотерапии, поведенческих новаций и динамического проектирования.
|