Акула
луковиц целует пулю в губы.
Усами улицы обвито мясо страсти.
И плачет горе-лук-амурных игр. На части
Разъято целое расстрелянного Куба.
Лубочных
истин спит геометричность.
И морга сочен колобок ухода.
Лобок отчизны выбритый до хруста
Не соблазнит отверженную личность.
Некто, Сковородкой гремящий на кухне,
По Пятам Следящий Красный Мясник…
Четыре часа в окружении проституток.
Озябшее время сдувает с пальцев
сиюминутную жизнь.
Верни
мне отца, Золотая Акула Смерти!
Обернись на выворот утробы своей, Никакая Мать!
Две проститутки на тоненьком парапете,
как лихорадки слезки, продолжающие танцевать…
Где вы,
чужие дамы моих грехов повсеместных?
Кто вас раздвинул до внятности дважды два?
Ловись, ловись, Золотая Акула Смерти!
В проруби шеи крючок. На нем моя голова.
Я живой,
посмотри, я маленькая наживка.
Неспроста на кухне стоит мясник.
Ловись, ловись, Золотая рыбка,
я к тебе как к смерти своей привык.
фонарики
сдохли как желтые лопухи
всюду дрянные намеки
пальчики там всякие твои-чужие стихи
ноги мои тоже будут удивительно мертвые
а то хожу
как страусовая балерина
купите мне инвалидное кресло
а то удивитесь когда вас что-то заденет длинное
а это я пришлась и повесилась
Вам хаос-оса,
Ей «Ха!» —
Скажите, усмехаясь.
Вам кажется,
Что нет хаоса,
А есть трость.