|
К
семидесятилетию Геннадия Айги
21 августа
2004 года отмечается знаменательная для русской поэзии дата — 70-летие
выдающегося мастера русского верлибра, легендарного поэта Геннадия Айги.
Геннадий Айги, писавший свои первые стихи на русском языке еще в далеком
1954 году, прошел пятидесятилетний творческий путь и долгое время, вплоть
до начала Перестройки, печатался только за рубежом, где приобрел широкую
известность и был удостоен многих премий. Он лауреат премий Французской
Академии, Венгерского Агентства литературы, музыки и театра АРТИСЮС, польского
ПЕН-клуба, немецкой премии им. Франческо Петрарки, премии Южного Тироля
им. Норберта Казера (Австрия — Италия), македонской премии «Золотой венец»,
а также российских премий — им. Бориса Пастернака, им. Андрея Белого,
Чувашской государственной премии им. Константина Иванова, почетный доктор
Чувашского государственного университета. Он удостоен высшей французской
награды в области культуры — звания «Командора Ордена Искусств и Литературы».
Ежегодно как в России, так и в других странах в переводах на десятки языков
выходят его многочисленные книги, только в Германии издано около тридцати
сборников. В 2001 году питерский «Лимбус пресс» выпустил роскошное подарочное
издание. Солидная книга объемом 700 страниц готовится к печати в московском
издательстве «Прогресс-Плеяда». К юбилею Геннадия Айги намечены многие
мероприятия, в частности, Фестиваль Айги в России, телепередача на французском
«Канал плюс», международная конференция лингвистов, изучающих творчество
Айги в Германии, и так далее.
Однако по-прежнему самые большие достижения Айги — его поистине революционное
новаторство и открытость для других поэтических культур — являются причиной
неоднозначного к нему отношения российской литературной общественности
на двойственном переломе почти минувшей советской и наступившей постперестроечной
эпохи.
Есть вещи простые, потому что они близко, рядом с нами, но непонятные,
как сама наполненность жизни. Кто-то не обращает на это внимание, потому
что с этим нельзя ничего сделать, а для кого-то это непонятное и есть
самое важное. Но непонятное — это не значит ошибочное. Удивительная многозначность,
неразгаданность, таинственная символика поэзии Айги многих раздражает.
Так до сих пор раздражают многих хемингуэевские подтексты. Или подтексты
фильмов Антониони. Однажды один журналист прямо спросил у кинорежиссера:
«Все недоумевают по поводу присутствия в Вашей картине одной девушки,
она никак не связана с сюжетом. Как Вы это объясните?» «Я сам до сих пор
себе не могу объяснить, кто она и откуда появилась», — ответил Антониони.
Обычно творения таких авторов малосюжетны, но магнетичны, в них пламя,
которое завораживает, но к которому нельзя прикоснуться.
Всякая трудная поэзия — это путь к совершенству. Это можно понять даже
на первом, тонком интуитивном уровне, потому что это естественно и гармонично,
хотя и трудно. Трудно еще и потому, что вокруг много прикладной поэзии,
предназначенной для мгновенного восприятия, а часто и для развлечения.
Второй проблемой, усложняющей путь к Айги не для зарубежного, а для русского
читателя, — является проблема влияний. Творчество Айги контекстно для
мирового литературного процесса именно за счет удивительной, подлинной
открытости зарубежной поэзии. Это были мощные неотвратимые влияния, напоминавшие
влияния французского и немецкого романтизма на Пушкина или влияния поэзии
французского символизма на русских поэтов начала ХХ века, а не осторожные
околичные влияния рэп-культуры или речитативно-прозаичного американского
стиха на современных поэтов, пишущих верлибром. В разговоре со мной Геннадий
Николаевич однажды сказал: «Тогда, в середине 50-х, я ощущал, что во мне
не было мелоса и что сейчас нельзя уже писать подобным образом — «тятя,
тятя, наши сети принесли нам мертвеца». У Пушкина и Лермонтова мелос был
в языке, а сейчас это больше фикция, я понимал, что сейчас нужно более
грубое, сталкивающееся, деформирующее слово. Слово без метра. Кручёных
говорил мне: «Море не метрично, а ритмично». К тому же советские поэты
прошли через ангажированность и через разрушение городской культуры. Формы,
способы описания городской жизни напоминали и сейчас напоминают деревенскую
поэзию. Затем появился другой фактор — некое слово-социум, которое воплощали
Пабло Неруда и Поль Элюар, поверхностное слово-действие».
На Айги влияли разные поэты. Русские — Кульчицкий, Васильев, Слуцкий,
Мартынов, Корнилов, Светлов, учивший своих учеников внимательному отношению
к простому человеку, и, конечно же, Лермонтов, Баратынский, Маяковский,
Хлебников, Пастернак, Божидар, Гнедов. Зарубежные — Нерваль, Аполлинер,
Жан-Пьер-Жюв, Нелли Закс, Целан, Эмили Дикинсон, Александр Чак, Волькер…
Новаторство Айги имеет уникальную направленность — в области психологической
поэзии оно носит не локальный характер, это огромный иной пласт, оно глубоко
и масштабно.
Творчество Геннадия Айги — достояние не только современников, но и, безусловно,
будущих поколений!
Пожелаем маэстро всего самого наилучшего, новых книг и долгих лет жизни!
Юрий
МИЛОРАВА
*
* *
Сердечно
поздравляем юбиляра, давнего и верного друга нашей редакции, и печатаем
его неопубликованные стихи.
Евгений
СТЕПАНОВ
|